Книга Там, где течет молоко и мед - Елена Минкина-Тайчер

Короче говоря, я вернулся, или, правильнее сказать, не погиб, потому что возвращаться мне было совершенно некуда. Не было ничего – ни мамы, ни дома, ни даже нашего городка, уже не говоря про баян. Так что вопрос с моей музыкой Гитлер решил окончательно.

Но я же не хотел говорить о грустном.

В 48-м году я уехал в Палестину – строить новое государство. Ведь я почти окончил курсы механизаторов.

Да, вы правы, просто смешно рассказывать. Я опять не стал трактористом, я опять стал танкистом, а потом даже командиром танкового взвода. Вполне опытным командиром, между прочим. А когда в наших войнах наступила передышка, меня направили на важную работу. Даже неудобно сказать, госпожа Камински, меня назначили начальником отдела кадров большого завода!

Вы слышали, госпожа Камински, чтобы еврей был начальником отдела кадров? Но что же делать, если в государстве одни евреи! Так и появились и евреи-министры, и евреи-полицейские, и евреи-дворники, если хотите!

Но я не об этом. Вы помните, госпожа Камински, мы же говорили, какое влияние имеет еврейская мама на своего мальчика? И вот в один прекрасный день мы с женой купили пианино! Это было настоящее трофейное пианино, огромное и черное, с такими подставочками для свечей, будто его хозяева только и делали, что справляли Шабат. Как раз мой старший сын Меир пошел в школу.

Но вы знаете, госпожа Камински, это уже не та страна, где еврейские дети слушаются своих родителей. Мой сын не хотел быть музыкантом, он хотел быть летчиком! Вы представляете? А что я мог поделать? И вы думаете, мой сын не стал лучшим летчиком в своем отряде?

А потом началась война в Ливане. Вы знаете, сколько дней продолжалась война в Ливане? Я знаю точно, потому что именно столько раз я умирал. Каждое утро этой чертовой войны я умирал и каждый вечер воскресал не хуже ихнего Иисуса Христа.

И что вы думаете? Мой мальчик вернулся! Целым и невредимым. Ему, в отличие от меня, таки было куда возвращаться!

Он уже получил полковника, а ведь это неплохие деньги, госпожа Камински, совсем неплохие. И они с женой решили построить виллу.

Вот так вот, виллу, госпожа Камински, из белого камня, с двумя этажами и тремя туалетами! Правда, то, что находится вокруг этой виллы, язык не поворачивается назвать садом, но если взять в масштабах самой страны…

Думала ли моя мама, госпожа Камински, что ее родной внук будет жить в вилле с дубовой лестницей и тремя туалетами? Скажу вам по секрету, госпожа Камински, я таки до сих пор не понимаю, зачем одной семье столько туалетов, но не дай бог спросить об этом молодых!

Короче говоря, когда вилла была достроена и во всех туалетах выложен пол мрамором, как в центральной городской синагоге, ко мне вдруг приходит мой мальчик, мой боевой полковник, и как-то так крутит головой, будто не может говорить напрямик со своим родным отцом.

– Папа, – говорит он, – папа, что ты думаешь насчет пианино?

– А что я могу думать насчет пианино? – отвечаю я. – Стоит себе в целости и почете, и твоя мать регулярно вытирает с него пыль, и это, кстати, довольно нудная работа из-за всяких завитушек и подставочек. А что ты еще хочешь, чтобы мы делали с пианино? Может быть, ты думаешь, что мы на нем играем?

– Папа, – говорит мой сын, – я вот что хотел тебя попросить. Что, если мы заберем это пианино? Может быть, Юваль захочет учиться?

Вот, собственно говоря, госпожа Камински, мы и приблизились к концу моей истории. И знаете, если до этого благословенного конкурса я не знал, где покоится душа моей бедной мамы, то теперь я уверен, что она в раю, в самом настоящем раю!

И ведь знаете, что еще, госпожа Камински? Иногда я думаю, что моя мама не так уж любила музыку. Я думаю, она таки немножечко завидовала своей подружке и ее прекрасному семейству. И что забавно, госпожа Камински, она так часто мне об этом рассказывала, что я до сих пор помню, как звали эту девочку.

Блюм. Сонечка Блюм, вот как ее звали.

Глава 26. При чем здесь римляне?

Как вкусно пахнет пирогом из кухни! Не сомневайтесь, моя мама всегда найдет повод испечь пирог и поплакать:

– Я знала, я знала, что доживу до этого дня!

«АВИ + МАША» нарисовано толстыми кремовыми буквами на крышке прекрасного, чуть покосившегося торта.

Да, Машка собралась замуж! Ничего себе летит время.

– Радуйтесь, радуйтесь, – Саша мрачно глядит в окно, – вот так за одно поколение теряются все культурные традиции! Не забудь, Соня, это была твоя идея – везти ее в Израиль. Теперь будешь с внуками на иврите разговаривать! Толедано – и не приснится такая фамилия!

– Папа! – возмущается Машка, морща круглый нос (и куда ее замуж, такую свистуху?). – Папа, ты не прав. Никакие традиции не теряются, даже наоборот, Ави уже немного выучил русский.

– Да, да, – подтверждает мама, – вчера так вежливо говорит: «Привет, бабушка». Культурный мальчик!

Саша молча машет рукой.

– И про фамилию. Про фамилию ты тоже зря. Отец Ави рассказывал, что, когда евреи уходили из Испании, они поклялись пятьсот лет не ступать на оскорбившую их землю. Так и сказали: «Толедо – но!» И кстати, сдержали слово, в отличие от ваших современников! Вон сколько народу в Германию поехало, и пятидесяти лет не прошло.

– Давай, давай хвали своих святых евреев! Посмотрим, как они тебе устроят свадьбу, ханжи несчастные!

Да, это больной вопрос. Дело в том, что нам нужно доказать еврейство Машки, чтобы она могла вступить в религиозный брак. Потому что у ее родителей не было религиозного брака.

– Еще одна мамзерка! – радуется папа.

«Для доказательства нужно совсем немного, – сказали нам в раввинате, – предъявить свидетельство рождения бабушки по материнской линии».

– Может быть, пойти и объяснить? – вслух размышляет мама.

– Вот-вот, пойди объясни им, что твоя покойная сестра Соня в 1917 году бежала от погрома и по дороге потеряла все документы. А заодно забыла имена своих родителей! Очень убедительно звучит! И почему, кстати, тебя, ее родную сестру, назвали русским именем Вера?

Машка фыркает:

– Как забыла имена родителей? Вы что, серьезно?

– Нет, ты мне скажи! – Саша от возмущения встает и возвышается над нами, как прокурор на трибуне. – Ты мне скажи, почему национальность определяется по матери? Сначала у них одни праотцы – Авраам, Исаак, Иаков, а потом вдруг по матери? Где же логика? Да у этих праотцев дети уже не евреи, если так судить!

– На этот счет есть разные мнения, – говорит образованная Машка. – Вроде бы во времена Иудейской войны, когда римляне насиловали и забирали в рабство еврейских женщин, и появилось решение – всех детей, рожденных от матери-еврейки, считать евреями. Независимо от отца.

– Вот, вот, – радуется Саша, – железная логика! Как им удобнее, так и решают. А потом, пожалуйста, – Божий закон!