Книга Франкская империя Карла Великого. "Евросоюз" Средневековья - Анатолий Левандовский

Карл Великий придал всеохватывающий характер системе вассалитета, начатой Карлом Мартеллом. Теперь в рамках этой системы каждый крупный землевладелец дублировал государственную службу императору частной службой сеньору. Требуя от всех своих подданных, начиная с двенадцатилетнего возраста, присяги, Карл одновременно требовал присяги всех людей своим сеньорам, и даже королям-сыновьям запрещалось принимать в вассалы свободного, покинувшего своего господина вопреки его желанию. Феодализм пускал все более глубокие корни, и монарх, реализуя военные цели, использовал сложившуюся систему при наборе в армию. Но это, в конечном итоге, должно было привести к полной зависимости государства от крупных феодалов, светских и духовных, без помощи которых правительство не могло сделать и шага. Заветная мечта Карла о «вечном мире» и благоденствии всего народа разбивалась об эту твердь и становилась все более недосягаемой. Широкие замыслы императора, требовавшие колоссального напряжения сил от населения страны, были не по плечу большинству и подрывали его и без того жалкое положение. Разоряемые беспрерывными и продолжительными походами, злоупотреблениями сильных и власть имущих, простые люди разбегались, нищенствовали, превращались в бездомных бродяг. Бедняки, «убогие», были слабыми и уязвимыми. Между тем масса людей, живших своим трудом, была главной поддержкой правительства. Они верили императору, уповали на него. Карл, чувствуя это, пытался бороться с угнетением «убогих», чье разорение подрывало его опору. Но сила объективных обстоятельств была на стороне знати, формирующегося феодального сословия; оскудение мелких свободных землевладельцев и переход их в зависимость от крупных держателей земли, иначе говоря, замена уз подданства феодальной связью, вытекала из экономических условий, подготовленных всем предшествующим развитием.

Таким образом, на закате жизни великому императору суждено было почувствовать и увидеть приближение двойной опасности, грозившей его непрочной постройке, – внутреннего распада, которого он был не в силах предотвратить, и внешней агрессии, уже видневшейся на горизонте. И значительная часть ответственности за это лежала на самом Карле. Глубочайшее противоречие заключалось в его универсальной идее, с одной стороны, и узости взглядов собственника, с другой. Обширное государство, созданное трудами поколений, представлялось ему, как и его предкам, частным достоянием, которое подлежало разделу между членами его семейства – вспомним раздел 806 года. Систематически прибегая к смешению государственной службы и частных обязательств, он возложил на плечи своих преемников неразрешимую проблему. Только его сила, блеск его побед, его умение внушить окружающим свою правоту, одним словом, его престиж, обеспечивали ему поддержку подданных и верность вассалов. После его смерти положение должно было круто измениться…

Нет, не удалось ему построить «земной град».

Не больших успехов добился он и в создании «града небесного».

Карл, бесспорно, достиг определенных результатов на пути водворения теократии, и занимаемое им положение стало мерилом претензий его преемников. Но и здесь все держалось на энергии и властной воле франкского монарха. Поддержка современников придавала уверенность начинаниям Карла, укрепляла его замыслы и заставляла работать над их реализацией. Однако все последующее показало непрочность здания, так быстро рухнувшего после ухода строителя. Вдохновленный святым Августином, Карл поставил своей целью вечное спасение подданных, насаждение в их сердцах заповедей Христовых и беспощадную борьбу с царящим в мире злом. На этот подвиг были затрачены огромные силы и средства. И все же самому Карлу пришлось убедиться в недостижимости подобных замыслов. Мало того, именно он нанес смертельный удар своему идеалу – единому вселенскому христианству. Именно он начал рыть пропасть между двумя половинами христианского мира – пропасть и идейную, и фактическую. До него существовала лишь одна христианская империя, наследница Константина Великого; теперь их стало две, причем ни одна не хотела и не могла уступить другой. Эта пропасть в последующие столетия расширялась и углублялась.

Таким образом, ни одно из трех капитальных положений святого Августина на практике не осуществилось: вместо «правды» пышным цветом расцвела всеобщая ложь, вместо «мира» на горизонте уже маячила война всех против всех, вместо «единства» было положено начало духовному расколу, обещавшему ядовитые плоды в будущем.

Казалось бы, историческое «величие» сына Пипина Короткого должно значительно померкнуть. Однако в действительности все зависит от угла зрения, под которым смотришь на существо проблемы.

Если Карл не сумел построить царство христианской любви и справедливости, если он повинен в расколе между двумя частями христианского мира, то одновременно он же эффективно содействовал консолидации одного из этих миров, выступая выразителем пробуждающегося самосознания Запада. В известной мере Карл стал основателем и идеологом будущего западного мира в целом и отдельных составляющих его народов, с их государственностью, экономическими, социальными и духовными институтами.

Святой Августин. Средневековая икона

Конец императора и начало легенды

В 812 году Карл принимал византийских послов, прибывших с большими дарами и признанием de jure того, что гордые наследники Константина и Юстиниана не желали признавать двенадцать лет. Можно себе представить радость и гордость, с которыми Карл выслушивал обращения «Августейший» и «Базилевс»!

Думал ли он в тот сладкий миг, увенчавший все его самые смелые мечты, что до смерти осталось всего два года?

Люди ближайших поколений считали Карла не только великим воителем, но и замечательным провидцем. Приведем весьма характерный в этом смысле отрывок из полулегендарного источника конца IX века (так называемого «Монаха Сен-Галленского»).

«…Однажды случилось так, что Карл, объезжая свои земли, прибыл в некий город Нарбоннской Галлии. Когда он сидел за столом, в гавани появились норманнские лазутчики, высматривая добычу, но никто не догадался об их истинной принадлежности. Все смотрели на корабли, и одни приняли их за иудейских, другие за африканских, а третьи за британских купцов. Но премудрый Карл немедленно узнал по их вооружению и ловкости маневрирования, что это не купцы, а враги, и сказал своим: «Эти корабли набиты не товарами, они полны наших злейших неприятелей». При этих словах все поспешили к кораблям, обгоняя друг друга, но напрасно: едва норманны узнали, что тут находится Он, Карл-Молот, как они его называли, то немедленно обратились в бегство, избегая не только оружия, но и взора преследовавших; они боялись, что от взгляда императора их мечи потеряют силу и разлетятся на куски. Но благочестивый Карл, муж праведный и богобоязненный, встал из-за стола и подошел к окну, которое выходило на восток. Тут он плакал долгое время, и так как никто не дерзал заговорить с ним, сам обратился к своим воинственным соратникам и сказал им, желая объяснить свое поведение и слезы: «Знаете ли, о мои возлюбленные, о чем я плакал? Не о том, что я боюсь, будто эти глупцы, эти ничтожные людишки, могут быть мне опасны; но меня огорчает, что при моей жизни они осмелились коснуться этих берегов; и горюю я потому, что предвижу, сколько бедствий они причинят моим преемникам и их подданным…»»