Книга Пират - Лев Брандт

Прошло дней десять. Серафима ни разу не появилась у сторожки. Несколько раз Чадов видел ее издали, но она быстро пряталась.

Через десять дней, когда ударил первый настоящий мороз и за одну ночь заморозил все озеро, Серафима ночью пришла и забилась под крыльцо сторожки.

Увидев хозяина, она подняла голову, сонным, равнодушным глазом посмотрела на него и опять спрятала клюв под крыло.

Чадов боялся, что Серафима не выживет. Больше половины зимы она провела под крыльцом, в заливчике появлялась редко и ела мало и неохотно.

Весной она снова перебралась на озеро, но далеко от берега не отплывала.

Момент прилета лебедей Чадов в этом году пропустил.

Утром он услышал их крики и увидел, как недалеко от сторожки, сцепившись шеями, покачивались на полой воде Серафима и Дикарь.

В первые дни было видно, как Дикарь тянул Серафиму к своему старому гнезду. Но это продолжалось недолго. Через несколько дней Дикарь уже таскал сухой камыш на остров Серафимы у устья заливчика и, возможно, впервые за свою жизнь строил гнездо на суше и на открытом месте.

Через месяц в заливчике появились восемь пушистых лебедят с темными клювами и круглыми, блестящими глазками. Дикарь совсем привык к Чадову и спокойно наблюдал, если тот даже очень близко подходил к выводку.

И, когда выросли дети, снова исчезли в камышах Серафима и Дикарь; вылиняв, они соединялись вместе, и осенью, когда все лебеди сбились в один большой табун, среди них оказались Дикарь и Серафима.

Всё было как в прошлом году, только когда поднялась в воздух стая, испуганно и хрипло закричала Серафима и стала бить по воде длинными белыми крыльями. Она кричала и била до тех пор, пока Дикарь и вся стая не спустились к ней.

И сколько раз ни пытался подняться Дикарь, каждый раз билась и кричала Серафима. Дикарь каждый раз прерывал полет и возвращался к подруге. Крылья в этом году остались у Серафимы неподрезанными, но она только била ими по воде, ни разу не попытавшись подняться.

Опять запоздала с отлетом стая и дотянула до морозов. И когда нельзя уже стало ждать, в последний раз поднялась стая, а внизу хрипло, надрывно закричала Серафима.

Стая кружила над озером, уходя ввысь, лебеди что-то кричали, словно утешали Серафиму, и среди других голосов звенел и переливался, как серебряный рог, высокий и чистый голос Дикаря, а внизу хрипло, в одну ноту, кричала Серафима, билась о воду и стеклянными, остановившимися глазами следила за исчезающей стаей.

Два этих голоса долго перекликались, один вверху, другой внизу, не сливаясь и не заглушая один другого. Наконец голос вверху стал едва слышным и звенел, как струна. Казалось, еще минута, и он исчезнет, но он звенел и звенел, потом стал усиливаться и приближаться, потом вся стая закружилась над Серафимой, но не опустилась, а только громко и встревоженно кричала, пока в этих криках не утонул голос вожака.

И тогда первый из цепи, вожак, тяжело упал на воду, рядом с Серафимой. Еще раз крикнула Серафима и умолкла.

Стая покружилась над озером, потом место вожака занял следующий в цепочке, и лебеди начали подниматься и повернули к югу. Вытянув длинную шею, долго смотрел им вслед Дикарь, а вокруг него, вычерчивая на воде круги, плавала Серафима.

Несколько дней пара держалась на озере, а когда оно замерзло, перебралась в заливчик. Ночевали они на озере, тесно прижавшись друг к другу.

Во время сильной вьюги Чадов нашел Серафиму и Дикаря под крыльцом сторожки. Впервые очутившись в закрытом, тесном помещении, Дикарь сидел, забившись в дальний угол, и покорно смотрел на человека.

Чадову очень хотелось подержать в руках эту птицу, но он преодолел искушение и ушел, поставив корм.

Когда над озером снова зазвенели лебединые голоса, большой, длинношеий лебедь отделился от берега и поплыл к отдыхающей стае.

Он плыл сначала быстро, потом все медленнее и медленнее, и, когда до стаи осталось несколько метров, он остановился. Лебеди выстроились в шеренгу, плавно раскачивались на волнах, молча глядели на гостя. Потом от стаи отделился самый крупный лебедь, вожак, и, круто изогнув шею, начал медленно приближаться к гостю, вызывая на бой. Новый вожак был меньше и худее Дикаря, но он смело плыл навстречу и, подняв голову, трубил вызывающе и гневно.

Тогда в ответ зазвучал голос пронзительный и хриплый, словно ударили в разбитый медный таз. Это трубил Дикарь. И казалось, что, не поверив себе, Дикарь собрал силы, крикнул еще раз, все так же хрипло, дребезжаще.

Два самых крупных самца стояли друг перед другом, готовые к бою. Потом расстояние между ними начало увеличиваться. Дикарь медленно повернул и поплыл к сторожке.

По дороге он собрал целую кучу сухого тростника и погнал его к острову, в устье заливчика, где поспешно чинила гнездо Серафима.

Беркуты

В клетке, величиной с небольшой двухэтажный дом, жили пернатые хищники. Они часами неподвижно дремали на выступах засиженной бетонной скалы и, казалось, не видели ни снующих мимо людей, ни чахлых деревьев с запыленными желтыми листьями, ни бледного, выцветшего неба.

В глубине их тусклых, будто сонных глаз навсегда застыли картины далекого прошлого: угрюмые скалы, глубокие пропасти, искривленные бурей могучие деревья, низкие тучи и небо, бездонное и синее.

Только красные коршуны с взъерошенными перьями вяло бродили по земле и кричали тонко, пронзительно, словно грозили плавающим невдалеке, таким же пленным лебедям, гусям, уткам.

Все пленники давно уже жили в этой клетке, свыклись с неволей, вели себя тихо, и только изредка, словно увидев дурной сон, кто-нибудь срывался с места и, вцепившись когтями в стальную сетку, с размаху исступленно бил по ней крыльями, пока, утомленный, не падал вниз. После этого в клетке сразу же начинались ссоры и драки.

Собранные с разных концов света, с разными характерами и привычками, птицы сначала гордо не замечали друг друга. Но чем дольше они сидели в неволе, тем раздражительней они становились, и часто возникали драки, казалось бы, без всякой причины.

Только две птицы никогда не принимали участия в общих ссорах и потасовках.

Неподвижные и хмурые, сидели они на самой вершине бетонной скалы, полузакрыв большие, затуманенные глаза.

Это были два самца беркута: когда младшего из них еще неоперившимся птенцом вынули из гнезда, старший просидел в этой клетке уже более пятидесяти лет. На темно-бурых плечах его уже тогда появились белые перья – признак наступающей старости. С тех пор прошло десять лет. Светлое оперение младшего орла с возрастом потемнело и стало бурым, а белые перья на спине у старшего слились в одно большое пятно, занявшее оба плеча. Теперь беркуты были разной расцветки, но судьба у них была одна. И одного и другого вынули из гнезда еще неоперившимися птенцами, и с тех пор, как у них отросли крылья, между птицами и небом навсегда повисла стальная сетка.