Книга Забытая комната - Линкольн Чайлд

Только теперь Петтифорд смог разобрать, что же кричит Уилкокс:

– Уберите их! Выгоните их из моей головы!

Соседи по столику, окружив Уилкокса, пытались его успокоить, уговаривали сесть. К ним присоединились другие – друзья историографа и знакомые, которых у него было немало. Петтифорд в изумлении взирал на происходящее, позабыв о наколотой на вилку сосиске. Уилкокс наконец притих и даже позволил себя усадить, но при этом продолжал трясти головой, словно отгонял надоедливое насекомое. Пауза, однако, длилась недолго. Уилкокс вдруг дернулся, вскочил с ревом и отбросил стул.

– Прогоните их! – завопил он. – Мне от них больно! Прогоните их!

Снова собралась небольшая толпа. Уилкокса снова принялись успокаивать, но он вырвался и завертелся на месте, плача и крича, словно что-то терзало его и мучило. Петтифорд застыл от ужаса, когда несчастный в отчаянии вцепился в уши, и из-под ногтей у него потекла кровь.

Внезапно ученый метнулся из-за стола – барабаня по ушам, бросая туда и сюда безумные взгляды. В какой-то момент он встретился взглядом с Петтифордом, и ассистент похолодел от страха. Уилкокс, однако, повернулся к буфетной стойке и с криком: «Вон из моей головы! Пожалуйста, пусть они замолчат!» – ринулся к длинному ряду столов с готовыми завтраками. Стоявшие на раздаче официанты нервно отступили.

Колотя себя по голове, Уилкокс врезался в ближайшего, едва не опрокинув его на пол. К этому моменту все, кроме оцепеневшего Петтифорда, уже были на ногах: кто-то бежал к разбушевавшемуся ученому, кто-то – в противоположном направлении, кто-то – ассистент заметил это краем глаза – звонил по телефону.

Ревя и изрыгая что-то невнятное, Уилкокс окинул безумным взглядом стойку раздачи, рванулся вперед, оттолкнул пытавшихся удержать его доброжелателей и схватил тот самый подогревающий поднос, с которого сам Петтифорд не далее как пять минут назад взял ломтики бекона. Отбросив поднос вместе с разлетевшейся во все стороны ветчиной, он сцапал стоявшие под ним на панели две банки с гелевым топливом для подогрева.

И в этот момент у Петтифорда внезапно появилось жуткое предчувствие того, что будет дальше.

Столовая наполнилась смятенными, беспокойными криками, но сам Уилкокс вдруг притих, а потом абсолютно сознательно прижал банки с топливом к каждому уху. Мгновением позже с его губ снова сорвался вопль, но уже не муки, а боли.

Все, кто был рядом, в ужасе отшатнулись, не веря собственным глазам. Даже прибежавшие на крики охранники остановились, пораженные увиденным. Уилкокс раскачивался взад-вперед – из слуховых каналов вырывалось багровое пламя, от растекшегося топлива вспыхнули бакенбарды и борода. Рев его набирал силу. Бросаясь то сюда, то туда, страдалец сметал со столов тарелки с хлебом, баночки с джемом и мармеладом.

А потом Уилкокс снова остановился. Нет, он не перестал кричать, но больше уже не двигался. Как показалось Петтифорду, в глазах которого происходящее утратило всякое сходство с реальностью и превратилось в кошмар, ученый увидел что-то, привлекшее его внимание. Словно позабыв о горящих ушах и бороде, он шагнул вперед, к промышленному тостеру, взревел во всю мочь, сунул руку в один из четырех слотов, утопил рычажок, а затем – свободной рукой – схватил кофейник с дымящимся кофе и вылил его в тостер.

Пламя… голубая электрическая арка, выгнувшаяся радугой над сервировочным столиком… общий крик ужаса и перекрывший его рвущий горло вопль… и бьющееся в конвульсиях тело Уилкокса, укрытое пеленой поднимающегося дыма.

И над всем этим шумом глухой стук слева от Петтифорда.

Бедняга Крэндли упал в обморок.

28

День неторопливо клонился к вечеру, а Логан, сидя в своем офисе на третьем этаже, корпел над книгами тайных знаний, отчетами о паранормальных явлениях и писаниями знаменитых оккультистов и мистиков: Елены Блаватской, Алистера Кроули и Эдгара Кейси. Полностью отвлечься от шокирующих событий, свидетелем которых ему довелось стать утром, не получалось. Он даже не спустился на ланч, который с учетом обстоятельств организовали в нескольких конференц-залах: учитывая публичный характер случившегося, можно было не сомневаться, что ни о чем другом говорить не будут. Уилкокс занимал апартаменты по соседству. Общались они немного, но историограф произвел на Логана впечатление человека грубовато-добродушного, искреннего и совершенно вменяемого.

«Вон из моей головы, – кричал Уилкокс. – Пожалуйста, уйдите из моей головы». Логан припомнил слова Стрейчи: «Оно преследует меня повсюду. Оно во мне. В темноте». Слова разные и в то же время, в некотором жутком смысле, похожие.

Логан отложил книгу. А не сделать ли паузу и не навестить ли Уилкокса? Пожалуй, нет. Уилкокса, в состоянии стабильном, но тяжелом, доставили в ньюпортскую больницу, где он, страдая от химических и электрических ожогов, нес какой-то бред и никак не реагировал на вопросы врачей и психиатров. Пока лучше, не теряя времени, продолжить текущее расследование. Если удастся выяснить, что стоит за нервным срывом Стрейчи, то и случившееся с Уилкоксом – и в меньшей степени с некоторыми другими резидентами «Люкса» – возможно, получит свое объяснение.

Логан вернулся к книге, вышедшей в 1914 году под названием «Хроники восставших».

Минут через пятнадцать он наткнулся на пассаж, заставивший его остановиться.

Логан перечитал его несколько раз.

Дух, вызванный посредством сложных ритуалов, описывать которые я здесь не стану, был, без сомнения, злобным. Присутствовавшие (меня среди них не было) говорили об ужасной вони, странном, словно в барокамере, сгущении атмосферы и весьма заметном ощущении зловредного присутствия враждебной сущности, рассерженной тем, что ее потревожили, и не желающей ничего иного, как только причинить вред нарушившим ее покой. Один из членов группы тут же лишился чувств; другой принялся невнятно кричать, и его пришлось связать. Но самое примечательное заключалось в том, что сущность, будучи пробуждена, не рассеялась, но как будто осталась в помещении, где впервые появилась. И действительно, даже теперь, через тридцать лет после описанного события, о ее присутствии свидетельствовали все, кто посещал комнату (лишь некоторые делали это по собственной воле). Среди последних был и я, и данный труд есть подтверждение того, что сущность и поныне пребывает – по неведомым нам причинам – в том помещении, где ее и вызвали впервые.

Логан отодвинул книгу. Он знал по собственному опыту, что определенные места – дома, кладбища, покинутые монастыри – могут служить приютом зловредных сущностей: теней людей или вещей, обитавших там прежде. Чем больше зла в человеке, тем дольше сохраняется после смерти его аура. Некоторые считали такие места посещаемыми привидениями; самому Логану термин не нравился. Но и отрицать тревожное, даже пугающее ощущение опасности, пережитое при первом посещении забытой комнаты, ощущение, сохранившееся и проявлявшееся потом в той или иной степени, он не мог. Даже сейчас, находясь далеко от Западного крыла, энигматолог испытывал не свойственные ему беспокойство и раздражительность.