Книга Горький ветер свободы - Ольга Куно

– К тебе сейчас зайдет горничная, – сказал, не открывая двери, Данте, – а потом выходи завтракать.

Я чуть-чуть успокоилась, поняв, что он не войдет прямо сейчас. Но тут же напряглась, сообразив, что мне предстоит столкнуться один на один с незнакомым человеком. Из местных.

Но горничная вошла, сказала: «Доброе утро, донья» – и поставила на прикроватный столик кувшин с теплой водой. Потом выудила откуда-то таз, помогла мне умыться и вручила мягкое и почему-то теплое полотенце. Спросила, нужно ли мне что-то еще, я ответила, что гребень, и она извлекла оный из глубокого кармана своего передника. Видимо, там хранилось много всего полезного. Потом служанка присела в коротком реверансе и удалилась, а я, собравшись с духом, вышла в соседнюю комнату.

Со вчерашнего вечера здесь не изменилось ничего, кроме двух вещей. Во-первых, на диване – не на том, где мы разговаривали с Данте, а на втором, более длинном, – была разостлана постель. Что ж, по крайней мере, у себя дома он, уступив мне свою кровать, устроился с большими удобствами, чем на постоялом дворе. Во-вторых, сейчас здесь был накрыт стол.

Сам Данте выглядел бодрым и свежим и одновременно имел более домашний вид, чем тот, к которому я привыкла. Волосы слегка влажные после утреннего умывания, ворот рубашки распахнут, рукава закатаны, на ногах – домашняя обувь, судя по виду – не такая крепкая и тяжеловесная, как для выезда.

Данте жестом указал на стол, и я молча присела на один из стульев. Стол был уставлен тарелками со всевозможными традиционно утренними блюдами и закусками. Я даже задумалась, могла ли все это принести одна горничная или здесь постарались сразу несколько слуг. Любопытно было и то, как вполне привычная мне еда, весьма распространенная на севере, сочеталась здесь с типично южной, столь характерной для Арканзии. С одной стороны, самый обыкновенный омлет, булочки с джемом, овощи вроде огурцов и помидоров. С другой – арканзийский хлеб, плоский и круглый, немного напоминающий лаваш, и множество маленьких тарелочек с совершенно незнакомыми мне салатами, по большей части непривычно острыми. В качестве питья – легкое галлиндийское вино. Эта страна вообще славится на весь мир своими красными винами, уж очень хорошие у них здесь виноградники. Так мне, во всяком случае, доводилось слышать.

– Как спалось? – спросил Данте, усевшись справа от меня (стол был квадратный, рассчитанный максимум на четырех человек). Взял булочку, разрезал ее вдоль и стал неспешно намазывать одну половину джемом.

– Отлично, – честно сказала я и почему-то сразу же ощутила от этого признания чувство вины, заставившее меня прикусить губу. Я ведь все-таки спала в чужой постели.

– А тебе? – осторожно спросила я, покосившись на застеленный диван.

– Превосходно, – ответил он. – Ненавижу постоялые дворы. Разбитые посреди пустыни шатры – тем более.

Я понимающе кивнула. Трудно было не согласиться. Только мне хотелось еще добавить к этому списку битком набитый трюм посреди неспокойного моря.

Последовав примеру Данте, я начала завтрак с характерных для севера блюд. Никакого желания приобщаться к кулинарной культуре Арканзии – равно как и к чему бы то ни было арканзийскому – у меня не было.

– Доброе утро!

Широко распахнувшаяся дверь и бодрое приветствие Ренцо всколыхнули спокойную атмосферу комнаты подобно тому, как легкий весенний ветерок врывается в торжественно застывший поутру лес.

Ренцо вошел в покои Данте, ничуть не беспокоясь о таких мелочах, как этикет, – я бы даже сказала, по-свойски. Как я уже успела выяснить, он исполнял в армоне обязанности кастеляна, то есть являлся здесь вторым человеком после Данте. Однако за время нашего совместного путешествия нетрудно было понять, что этих двоих связывали далеко не только рабочие отношения.

Тем не менее при виде меня Ренцо резко остановился и многозначительно присвистнул.

– Ого! – воскликнул он, нисколько, однако, не смущенный. – Я вижу, кто-то не терял времени даром. – Одобрительный взгляд в сторону Данте. – Хотя… – Теперь его взгляд скользнул по застеленному дивану, затем закономерно перескочил на приоткрытую дверь в спальню. – Беру свои слова назад: похоже, ничего интересного здесь не происходило.

– Соблюдай приличия, – поморщился Данте. – Дай девушке спокойно освоиться.

Я же с удивлением обнаружила, что слова Ренцо нисколько меня не смутили. Возможно, на интерес других людей к той же теме я бы отреагировала совершенно иначе. Но в легкомысленном исполнении кастеляна монолог прозвучал вполне безобидно.

А что тут такого? – Ренцо беззаботно пожал плечами и подмигнул мне. – Постелей две, спали вы по отдельности, стало быть, и я ничего зазорного не сказал.

– Почему ты так в этом уверен? – Склонив голову набок, я с легкой усмешкой посмотрела на кастеляна. – Может быть, мы спали вместе, сначала здесь, а потом там? – Я кивнула сперва на диван, а затем на дверь в спальню.

Данте в первый раз за утро ухмыльнулся, как мне показалось, одобрительно, хотя и не без удивления.

– Ну что ж, если так, завидую черной завистью, – развел руками Ренцо, кажется, и не думая принимать мои слова за чистую монету.

Не дожидаясь приглашения, он беззастенчиво плюхнулся на стул слева от меня.

– Как спалось? – поинтересовался у него Данте.

– Хорошо, но мало, – отозвался Ренцо, принимаясь намазывать какую-то зеленую массу – из числа южных салатов – на круглый хлеб. – Пришлось основательно поработать. Официально заявляю, что твой личный секретарь – зануда, каких поискать! – Официальное заявление прозвучало не слишком солидно, поскольку было сделано с набитым ртом. – Зато я уже избавил тебя от арканзийцев, – добавил он, дожевав.

Я хотела спросить, уж не при помощи ли яда, но предпочла промолчать. Кажется, моего предыдущего выступления для начала было более чем достаточно.

– Что, так рано? – нахмурился Данте.

Впрочем, он выглядел удивленным, но никак не расстроенным.

– Что ж поделать, если эти ребята рано встают, – пожал плечами Ренцо. – К тому же они страшно спешили продемонстрировать свой экземпляр договора паше.

– Ты должен был меня разбудить, – проворчал Данте. – Еще не хватало, чтобы Карталь почувствовал себя оскорбленным моим невниманием.

– Не учи меня политике, – отмахнулся Ренцо. – Я был сама любезность. Зная, как сильно кое-кто «любит» рано вставать, в красках расписал нашим гостям, какая масса неотложных дел свалилась поутру на голову несчастного дона Эльванди и буквально-таки погребла его под своим весом. Думаю, они до сих пор под впечатлением, едут назад, горько оплакивая твой загубленный отдых. Наверняка даже джамали роняют в пути скупые джамалевые слезы.

– Наверняка, – кивнул Данте. – Особенно учитывая, что арканзийцы уехали на лошадях.

– Вот потому джамали и плачут, – не моргнув глазом, нашелся Ренцо.

– Странно. Я бы на их месте радовался.