Книга Александр и Алестрия - Шань Са
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никей бросил лютню и принялся массировать мне голову. Меня удручал полный любви и благодарности взгляд зверька. Я отогнал печаль и вернулся мыслями к войне.
Если я отведу армию из Индии на персидские земли, индийские князья успеют объединиться вокруг Пора. Безрассудную смелость проявляют лишь те, кто не ведает, что их ждет. Если в душах моих солдат поселится покой, если они забудут о голоде и усталости, ни один не осмелится снова пережить ужасы индийского похода. Отдых равносилен отречению. Армия обречена двигаться вперед.
В Вавилоне, в покоях Дария, меня веселила мысль о победе. Теперь, в гуще враждебного леса, которого не было ни на одной карте, я смеялся, думая о поражении. Утрата друзей для Александра Великого равносильна поражению. Я сидел в палатке, одинокий, преданный всеми, и вспоминал маленького мальчика, любившего наблюдать за звездами. Я достиг вершины своей жизни воина и вернулся к началу. Одинокий, безоружный, я все так же страстно жаждал одного — найти красоту.
Погоня за чудом нескончаема.
Восхищение чудом — золото солнца.
Александр, сын Аполлона и Амона, не остановится. Никогда.
Первыми под защитой воинов шли рабы. Они днем и ночью валили деревья и строили дорогу, чтобы огромное кочевое поселение, Город царицы, мог двигаться по индийским лесам вслед за Александром.
На каждом отрезке пути солдаты забивали в землю столбы и возводили стену. Птолемей управлял округом, где жили мужчины. Он распределял припасы и ведал снабжением царя. Он же принимал раненых и новобранцев из Греции и завоеванных стран. Войска постоянно меняли дислокацию. Ржали лошади, трубили рога, скотоводы скрещивали лошадей разных пород, оружейники пытались получить новые сплавы, ткачи не отходили от скрипучих станков, повара резали скот.
В женской части города Алестрия вставала до рассвета, чтобы принимать приветствия подданных. Мужчины и женщины выстраивались перед шатром в два длинных ряда. Они по очереди простирались ниц перед Алестрией, только македонские воины получили от Александра привилегию кланяться царице в пояс.
Чтобы жениться на Алестрии, Александр повелел сатрапу Оксиарту признать ее своей дочерью Роксаной. Он был так ревнив, что просил супругу закрывать лицо в присутствии мужчин. Во время утренней церемонии я, Ания, стояла рядом с моей повелительницей и терзалась ненавистью к мужчине, который лишил ее достоинства, навязав бессмысленный ритуал ежедневного почитания.
Алестрия удостаивала каждого взглядом черных глаз. Командиры сообщали ей новости с фронта. Врачи просили снадобий для раненых. Ученые демонстрировали свои изобретения. Солдаты и их жены доносили о заговорах против царя. Безумцы, шпионы, преступники ползали у ее ног. Торговцы, гетеры, продажные девки восхваляли ее красоту. Все эти люди хотели через Алестрию добраться до Александра. Все хотели понравиться царю, угодничая перед царицей.
Солнце вершило свой ход по небу. Падали со страшным грохотом деревья, тоненько ржали жеребята, охали рабыни, выкручивавшие мокрые простыни. Мужчины входили в шатер царицы, продолжая вести спор. Женщины дрались, вцеплялись друг другу в волосы. Висевшие у них на шее дети верещали.
Алестрия терпеливо и бесстрастно выслушивала нашептывания, стенания, обвинения и отчаянные жалобы. Люди говорили с ней на македонском, греческом, персидском и наречиях разных племен. Люди верили, что она все понимает. Они делились с царицей страхами, выплескивали на нее свою ярость, боль, ревность и ненависть. Алестрия принимала ядовитые подношения и не жаловалась на боль. Она молча слушала, и ее участливый взгляд проливал бальзам на раны страдальцев. В присутствии царицы люди становились чище.
Мужчины и женщины уходили, облегчив душу. Алестрия была глубоким прозрачным озером, перед которым слуги Александра падали на колени, прежде чем загрязнить его отбросами. Она их не упрекала. И никогда не жаловалась мне. Она молча вбирала грязь и превращала в красных рыбок, блики на воде, водоросли и кувшинки.
Когда солнце стояло в зените, аудиенция подходила к концу. Исполнив свой долг, царица приказы вала оседлать лошадь, отправлялась к городским воротам и под вкопанным в землю зонтом ждала возвращения царя. Она стояла неподвижно, устремив взгляд вдаль, похожая на тугой, нацеленный на Александра лук.
На горизонте появлялись всадники. Алестрия привставала в стременах, но царя среди них не было — он слал ей дары с гонцами. Разочарованная царица возвращалась в шатер, брала подаренный царем золотой ножик и разрезала бечевки, разворачивала золотую бумагу, серебряную фольгу, банановые листья, цветочные лепестки и находила украшение, насекомое, шкатулку или диковинное перо. Она гладила подарки и много дней без устали любовалась ими.
Наутро, на церемонии, глаза Алестрии снова улыбались. Они излучали свет, но я, Ания, верная спутница царицы, читала по ее лицу. Телом она была с нами, но душой витала в далеких краях, где сражался Александр. Ее безгласное, холодное тело пребывало среди подданных, нуждавшихся в царице, а душа не покидала любимого супруга. Рядом с ним она радовалась жизни, как ребенок, с ним она могла и хотела говорить.
Наши предки были правы, запретив любовь: она превращает любую женщину в живой призрак!
Моя повелительница Алестрии стала каменной статуей.
Все камни, которые он мне дарил, были прахом.
Все яркие ткани, грудами лежавшие в шатре, казались мне саванами.
Его глаза были драгоценнее изумрудов.
Его кожа была мягче самых дорогих тканей.
Когда Александр понял, что его подарки не потрясают и не веселят меня, когда сообразил, что мертвые предметы не способны заполнить пустоту в его отсутствие, он прислал мне попугая, лягушку и подобранную на поле битвы волосатую девочку.
Я заботилась о зверьках, но они были безгласны, а я хотела говорить с Александром. Во взгляде девочки я прочла ужас выжившего в бойне человека. Я дала ей имя Алестри — так звали героиню моего недописанного повествования.
Алестри научилась ходить и уже лепетала слова на языке амазонок. Слушая ее, я грустила еще сильнее. Вокруг царило вечное лето, а в моем сердце поселилась лютая зима. Александр стал моей весной: когда он был рядом, она возвращалась, когда он покидал меня, она уходила вместе с ним.
Я не хотела учить македонский, я не хотела учить греческий. Я не была царицей Азии Роксаной. Я принадлежала кузнечикам, ветру, цветочной пыльце — всему, кто вечно куда-то летит. Я была Алестрией, остановившейся на скаку ради мужчины.
Ради мужчины Алестрия стала Роксаной. Она отреклась от степей и превратилась в цветок в серебряном сосуде на золотой колеснице.
Все эти крытые ажурным золотом шатры, все эти воины, склоняющиеся к моим ногам, все эти покорные красавицы, все эти резвые лошади, все эти птицы с пестрым оперением были тенями. Я желала только Александра — его рук, ног, дыхания.
Моя жизнь была ожиданием.