Книга Весна любви - Нина Харрингтон

– Как я тебя понимаю, бедная моя девочка, – вздохнул Скотт.

– Конечно, ты все понимаешь. И каково же мне было узнать, что никто этому не радуется. Совсем наоборот. Мои родители не только не пришли в восторг – они ужаснулись. Даже потеряли дар речи. А когда наконец заговорили, обвинили меня в измене семейной традиции. Потом была работа отца.

Ее пальцы перебирали блокноты, изрисованные беглыми набросками. Найдя блокнот с золотыми краями, она так углубилась в созерцание собственных полудетских рисунков, что даже мужчина, сидевший всего в нескольких сантиметрах, вряд ли интересовал ее больше.

– А что за работа отца?

Она схватила очередной блокнот и начала быстро-быстро листать страницы, потому что не могла смотреть Скотту в глаза.

– Ты когда-нибудь слышал о студийной системе? Нет? Опытные мастера учат молодых, получая с этого дополнительный доход. Этим занимаются все без исключения. Чем более знаменит мастер, тем больше родителей готово отдать своих деток ему на растерзание, тьфу ты, на обучение, конечно! – Она махнула рукой в сторону комнаты, где хранились принадлежности для рисования. – Занимался этим и отец. Я помню времена, когда три-четыре студента местных колледжей болтались по всему дому туда-сюда, заваривали чай и мыли кисти, и в конце занятия отец разрешал им набросать два-три скетча позирующей модели. Потом он критиковал их работы. Давал советы, к чему следует стремиться. Может быть, иногда помогал развиваться, но это лишь в том случае, если студенты оказывались очень уж талантливыми.

Слезы скатились по щекам Тони, она вытерла их рукавом рубашки.

– Слава переменчива, Скотт. Сегодня все тобой восхищаются, завтра все иначе. Ты остался в прошлом, и все хотят поскорее забыть о тебе, по тому что искусство достигло новых вершин, и пора сбросить старый хлам с корабля современности. Кому нужен реализм? Ведь фотографию для того и изобрели, чтобы она копировала реальность.

Скотт фыркнул, что должно было символизировать протест, и мгновение спустя уже сидел на полу рядом с ней. Казалось, он вложил всю свою силу в пальцы, сжавшие сейчас руку Тони.

– Отец не смог простить тебя?

Тони кивнула:

– Я была его последней надеждой. Дочерью, способной доказать всему миру, что живопись не исчерпала себя. Я должна была возглавить новое поколение художников, которым могли бы гордиться потомки.

Поникнув головой, она накрыла руками портрет Эми.

– Эту картину я написала в семнадцать. В то время живопись отнимала все мое свободное время. Сразу после школы я работала в студии. Работала днями и ночами. Сначала он решил, что пора и мне принимать участие в создании картин. В основном я отвечала за фон. Потом занялась прорисовкой одежды, а основную работу выполнял отец. Но чем старше я становилась, тем большую часть он мне поручал. А сам становился все печальнее. Переживал из-за того, что фотографии захватили мир. Все больше страдал и все меньше работал. И, угадай, кто писал за него картины?

– Хорошенькое дело! – возмутился Скотт. – Он выдавал твои работы за свои? Ну, Тони! – Он еще раз крепко сжал ее пальцы, а потом, видимо решив, что с нее достаточно, обнял за талию.

– Что ты, я так не считала! Ведь это мой любимый папа, разве я могла отказать ему в помощи и поддержке? – Она положила голову ему на плечо. – К тому же я любила свою работу и хотела узнать как можно больше. Это стало моим образованием, ибо учеба меня никогда не привлекала, не то что Эми, – она нервно сглотнула, – которая внезапно заинтересовалась археологией. Кто бы мог подумать, что в нашей семье появится археолог? Но, конечно, все надежды возложили на меня, ведь это я старшая. Потом, когда они не оправдались, я разочаровала родителей. Сильно разочаровала.

– И что потом?

– А что потом? Я могла бы подождать, пока все образуется само собой. Но совершила огромную ошибку и резко порвала с прошлым. Решила начать новую жизнь с чистого листа.

Скотт горячо и часто дышал ей в макушку.

– А теперь представь себе, чем живут безработные художники. Разве это жизнь? Этот самый дом закладывался и перезакладывался четыре раза. Случайный заработок, можно немного заплатить по счетам, затем все деньги выходят, и все начинается сначала. Я поняла, каково это – по полгода не платить за газ и жить в постоянном ожидании худшего.

– А как же родственники? Неужели никто не мог помочь?

– Ну, еще чего не хватало! Мой отец был упрямым, как… ну, например, как твой. Он отказывался просить помощи у тех членов семьи, что остались в Италии. Считал, что это ниже достоинства настоящего Балдони. Но как бы то ни было, ему пришлось существенно снизить цены и согласиться писать портреты детей и местных жителей. Он полагал это невиданной щедростью с его стороны. Но, конечно, без меня было не обойтись. Ведь эта работа сутки напролет, чтобы получать хоть какие-то деньги. Ну вот, я и работала. В этом районе полно детей, которые могут гордиться портретами кисти Балдони!

– Ты их подписывала?

– Конечно. Но подпись выглядела как «А. Балдони», и никто не задавался вопросом, кто на самом деле написал картину, Альдо или Антония. Все называли меня просто Тони. Если бы мэр города узнал, портрет чьей кисти повесил у себя в кабинете, думаю, он бы очень расстроился. Он так гордится этой картиной. Показывает всем посетителям. – Она утерла слезы и прошептала: – Он считает, это последняя картина, которую мой отец написал перед… перед… – Продолжать она не смогла и разрыдалась.

Скотт подождал, пока она успокоится.

– Как это произошло?

– Поезд потерпел крушение. Это было в Италии, родители ехали на семейный ужин. Хотели встретиться со всеми. Они терпеть не могли самолеты, боялись летать. И вот… потерять их обоих в один день… я тогда только школу закончила. – Тони сдвинула брови и продолжала рассказ: – И всем моим радужным надеждам пришел конец. Я осталась одна с маленькой сестрой на руках. О каком обучении художественной фотографии в Нью-Йорке могла идти речь? Все, что мне оставалось, – это местный колледж. Эми училась в школе и выигрывала все городские олимпиады. Помогала мне, как могла. И мы вдвоем справились. Я получила работу и смогла остаться в Лондоне. Все шло по плану, пока однажды мне не прислала заказ некая Фрейя Элстром.

– Да, моя сестричка из чего угодно сделает проблему.

Тони кивнула.

– Я уж думала, с рисованием покончено! Мы с Эми на Рождество выкинули кучу старого хлама и перекрасили все комнаты, кроме студии. Уж она-то, я была уверена, нам точно не понадобится. – Она улыбнулась Скотту. – Все мольберты и холсты мы собирались пожертвовать школе, где училась Эми. Эдакий прощальный подарок любимым педагогам. Но не вышло. Ради тебя я сделала исключение.

– Очень рад хоть немного побыть исключительным. – Скотт улыбнулся ей в ответ.

– Эми далеко не глупышка. Она прекрасно поняла, как мне неохота снова приниматься за старое. Но я убедила ее в том, что это моя последняя картина. Самая-самая последняя. Всего один портрет – и я никогда в жизни больше не притронусь к кистям. Конец фильма. Но потом я встретила тебя, и ты перевернул всю мою жизнь. Мой мир никогда не станет прежним. – Она скорчила суровую физиономию и уперлась ладошками ему в грудь. – Это ты во всем виноват, Скотт Элстром! Ты, ты, ты! Моя жизнь была четкой и распланированной, я твердо решила больше никого не рисовать и не рисовала, пока ты не примчался и не разрушил все, что можно. Явился, понимаешь, на мою вечеринку, и все! Прощай, спокойная жизнь! Привет безумным поступкам!