Книга Вечеринка мертвецов - Роберт Лоуренс Стайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я лег пораньше спать, но заснуть не мог.
После полуночи я вылез из-под одеяла и включил верхний свет. После этого подошел к столу.
Я должен был доказать себе, что по-прежнему могу рисовать. Что я не сошел пока еще с ума или типа того.
Я поставил перед собой зеркало. Потом положил новый лист бумаги и взял одну из своих новых кисточек.
Я макнул кисточку в свежую краску и принялся рисовать себя. Мои глаза двигались от зеркала к рисунку. Начать я решил с глаз. После этого набросал мой курносый нос и пухлые губы.
Пока все шло нормально.
Я принялся за волосы. Рисовать мои волосы непросто — они короткие и торчат во все стороны.
Но кисточка легко скользила по бумаге. Моя рука работала уверенно и быстро.
Ура! Все наладилось!
Но я радовался слишком рано.
Я снова макнул кисточку в краску и направил ее к нижнему краю бумаги, чтобы нарисовать подбородок. Я уже провел его контур, но тут моя рука дернулась в сторону.
И я с ужасом понял, что она стала рисовать сама по себе. Там, где должна была находиться моя шея.
— НЕТ! — закричал я. Я потянул руку изо всех сил другой рукой. Но она по-прежнему крепко держала кисть и двигалась сама собой с невероятной силой.
Я мог лишь стоять и наблюдать, как кисточка движется по бумаге. Рука опять вышла из-под контроля. Работала сама собой!
Из моей глотки вырвался крик:
— НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ!
Дверь спальни распахнулась. На пороге показались папа с мамой — в пижамах, с взъерошенными волосами, сонные.
— Дилан, что случилось? — воскликнули они в один голос.
Папа схватил со стола рисунок. Родители с ужасом уставились на него.
На моей шее была нарисована петля. Мой язык высунулся изо рта, а глаза вылезли из орбит.
— Зачем ты рисуешь такую гадость? — строго спросил папа. — И вообще, что это тебе вздумалось рисовать среди ночи?
— Я… я не знаю, — ответил я.
— Зачем ты это нарисовал? — спросила мама. — Дилан, может, тебя что-то тревожит? Может, ты хочешь нам о чем-то рассказать?
— Я… я не знаю, — повторил я.
* * *
Весь остаток недели я не подходил к своему столу. Краски и кисти убрал в шкаф.
О том, что произошло, мне жутко было даже думать. Мне хотелось закричать от ужаса всякий раз, когда я вспоминал, как моя рука двигалась сама собой.
В понедельник у меня не было выбора. Я должен был принести в школу свои кисти. Мистер Велла, наш учитель рисования, выбрал меня и еще четверых ребят, чтобы мы нарисовали на стене изостудии большую картину.
Когда я прошел в холле мимо Джулии, она демонстративно отвернулась от меня. Я заметил усмешки на лицах одноклассников и догадался, что она им обо всем рассказала.
Я поскорей нырнул в изостудию. Там за столами сидели младшие ребята, ожидая, когда мы, пятеро художников, примемся за работу.
— Запомните, ребята! Тема картины — «Край родной, навек любимый!», — произнес мистер Велла.
Он поставил меня в конце длинной стены.
— Этот участок предназначен для тебя, Дилан, — сказал он. — Отсюда и до окна. А, я вижу, ты принес свои кисточки! Что ты собираешься нарисовать?
Я поглядел на чистое белое полотно.
— Пожалуй, сцену на ферме, — ответил я. — Каких-нибудь животных. Может, фермерскую семью.
— Ну что ж, тема благодатная, — одобрил мистер Велла. — Приступай к работе. — Он направился к следующему художнику, восьмикласснице по имени Уилла Майерс.
Я оглядел ряд художников и понял, что я среди них единственный семиклассник. Значит, мне надо постараться.
Я начал с карандашных набросков. Нарисовал несколько овец, корову, нескольких лошадей, высовывающих головы из загона. На заднем плане фермерский дом. Семью из четырех человек, бросающих зерна выводку цыплят.
Мистер Велла ходил вдоль стены и делал замечания художникам, что-то предлагал.
— Все очень хорошо, Дилан, — сказал он мне, помогая закончить карандашный набросок. — Можешь приступать к работе красками.
Я принес баночки с краской. Приготовил кисточки.
Моя рука двигалась с подозрительной быстротой. Кисточка мелькала поверх карандашных линий. Я старался не терять над нею контроль. Но прошло еще немного времени — и снова началось непонятное.
«Нет, пожалуйста! Не надо!» — молча молил я.
Но уже не мог остановить свою руку.
Я попытался уронить кисточку на пол, но мои пальцы крепко держали ее. А кисточка двигалась вверх и вниз, рисовала сама, помимо моей воли.
Может, я схожу с ума?
— Дилан, что ты делаешь? — услыхал я встревоженный крик учителя. Вслед за ним раздался дружный смех ребят.
Моя рука закончила рисовать фермерскую семью. Они склонились вчетвером над цыплятами… безголовые, с окровавленными шеями. Головы валялись на земле, и их клевали цыплята.
Коров и лошадей тошнило. У их ног плескались лужи извергнутой блевотины. В боках овец зияли дыры от пуль.
— Дилан! Немедленно перестань! Прекрати это безобразие! — заорал мистер Велла.
— Я, Я НЕ МОГУ ОСТАНОВИТЬСЯ! — в отчаянии ответил я.
Ребята падали на пол от смеха. Все думали, что я шучу.
— ПОМОГИТЕ МНЕ! МИСТЕР ВЕЛЛА, ПОМОГИТЕ МНЕ!
Моя рука потащила меня в сторону. Я ударился об Уиллу Майерс и опрокинул ее баночки с красками.
Моя кисточка напала на ее рисунок. Я перечеркнул жирными черными линиями уже начатую городскую сцену. Моя рука бесчинствовала, ставила жирные кляксы.
— Дилан, убирайся! — закричала Уилла.
— Я не могу! — закричал я. — Я не могу остановиться!
Моя кисточка ткнулась в лицо Уиллы. Я нарисовал на ее щеках черные пятна, перечеркнул волосы ломаной линией.
Уилла пронзительно завизжала и отшатнулась.
— ПОМОГИТЕ МНЕ! КТО-НИБУДЬ! — завывал я.
Класс испуганно притих.
Моя кисточка обмакнулась в красную краску, и я начал малевать на стене жуткие рожи. Потом перешел на пол. Потом метнулся от полотна и нарисовал на оконном стекле красную решетку.
— ОСТАНОВИТЕ МЕНЯ! ОСТАНОВИТЕ! — вырывалось из моей глотки. Рука тянула меня то в одну сторону, то в другую. И рисовала, рисовала. Я никак не мог ее остановить. — ПОМОГИТЕ!!!
Ко мне подбежал мистер Велла.
— Дилан, что случилось? Возьми себя в руки. Я…
Моя рука мазнула красной краской по его лицу. Провела красную полосу на его свитере.
С яростным криком учитель схватил меня за плечи. Я вырвался из его рук, и моя кисточка задела за рукав его свитера. Теперь он был весь измазан красной краской. После этого моя рука принялась за дверь и основательно ее разукрасила.