Книга Горячие моторы. Воспоминания ефрейтора-мотоциклиста. 1940-1941 - Гельмут Гюнтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шейные платки заслуживали целой главы. Были офицеры, которые зверели при виде подобных чудачеств. То, что некоторые мотоциклисты повязывали голову красными платками, поверьте, было самым скромным проявлением «индивидуального стиля». Не приходилось удивляться, что нашего брата величали не иначе как «цыганами».
Однажды во время очередной поездки я обгонял 11-й пехотный полк СС. Мой чудесный ярко-красный шейный платок развевался на ветру. Разумеется, подобные «аксессуары» играли положительную роль, когда ты покрывался коркой пыли. И вот еду я вдоль колонны, а в голове ее, как оказалось, следовал на штабной машине некий штурмбаннфюрер. Как я мог заметить его на ходу? А вот он меня заметил. По шейному платку. И жестом дал понять, чтобы я остановился. Я затормозил, да так резко, что окатил штабной лимузин волной пыли и песка. Как же он был взбешен! Я скороговоркой выпалил фамилию, должность, звание, часть, фамилию командира подразделения. А сидевший рядом с ним обершарфюрер аккуратно все записал.
– Доложите своему командиру, что я прошу наказать не солдата, а цыгана! Немедленно убрать эту тряпку!
Видимо, все мысли мои были написаны у меня на физиономии.
– Так точно, штурмбаннфюрер! – запинаясь, отрапортовал я, и повязка исчезла под маскировочной курткой.
Разумеется, едва этот аккуратист, который наверняка чистил зубы по три раза на день, исчез из виду, как мой платок снова красовался у меня на шее. Я доложил своему командиру об этом инциденте. В том числе и то, что меня обозвали «цыганом». То есть косвенно поставили моего командира во главе цыганского табора. Ему это, разумеется, пришлось не по нраву.
– Убирайтесь! – только и было сказано мне.
Поскольку мы торчали в палатках и бездельничали, меня снова куда-то погнали.
– Всегда именно я… – едва слышно буркнул я.
Но Бахмайер расслышал.
– Потому что вы знаете дорогу, вот и поезжайте!
Приказ есть приказ! И я поехал. В штабе дивизии меня задержали очень ненадолго и тут же велели возвращаться.
Когда я проезжал по низине, двигатель вдруг заглох, машина остановилась как вкопанная, а я перелетел через руль. Оказывается, поршень заклинило! Иисус, Мария и Иосиф, что теперь? А до батальона ни много ни мало 20 километров! И ни одной машины на дороге, как назло. И время на часах – 23:00! Ничего не остается, как толкать мотоцикл. 20 километров толкать мотоцикл! И я толкал его. Шесть часов! Периодически машина заваливалась на бок, ударяя меня по голени. Нет, не берусь даже описывать этот ужас. Сам виноват – не проверил уровень масла. Тошно было при мысли, что об этой неисправности придется докладывать начальству. Но ведь придется. А у нас в подразделении не церемонились, если выяснялось, что поломка произошла по вине водителя.
Наконец, около 5:00 утра, когда я превратился во вспотевший комок нервов, среди сосен показались палатки. Я предпочел сделать крюк, но дотащить машину до ремонтников. Часовой показал мне палатку, в которой спал штурманн Шуллер. Шуллер был свой парень. Если он мне не поможет, мне конец. Нагнувшись, я вошел в палатку и потянул ремонтника Шуллера за ногу.
– Шуллер, давай поднимайся!
Тот сонно осведомился, в чем дело.
– Не задавай лишних вопросов. Давай выбирайся наружу.
В конце концов он предстал передо мной в носках и подтяжках. Я рассказал, что произошло. Шуллер поскреб небритый подбородок и сообщил:
– Ну, допустим, имеется у нас парочка поршней. Посмотрим, что можно будет сделать.
И тут же без проволочек взялся за работу. Ему было лет сорок, он был специалистом в технике. И привел машину в порядок! Я поклялся себе, что никогда этого не забуду. Теперь можно было и явиться к адъютанту.
В штабе дивизии мне приказали кое-что передать на словах тыловым службам. Обычно в подобных случаях я записывал, чтобы не забыть. Но на сей раз все было настолько просто, что не было нужды транжирить бумагу. Но последние несколько часов голова у меня была забита явно не тем, поэтому я напрочь позабыл о том, что следовало передать тыловикам. Единственное, что я помнил, так это что в 10:00 какой-то грузовик должен прибыть куда-то. Или его нужно было отправить куда-то. И я стоял возле палатки, мучительно вспоминая данное мне поручение. С командованием у меня отношения были сносные. В особенности если иметь в виду Клингенберга – поверьте, а это уже кое-что. Но если я напутаю, мне крышка. В лучшем случае загонят к тыловикам, с одной стороны, это, конечно, преимущество, с другой – позор для солдата. По крайней мере, тогда я именно так и расценил бы этот перевод.
Не мог я представить себе, что мою котлы под бдительным оком шписа. Как же все-таки называется эта проклятая дыра? И что за грузовик? Ладно, ты, Гельмут, успокойся – спокойствие прежде всего. Попытайся мыслить логически. Забудь истину, которую тебе пытался вдолбить шпис: мы все тупицы, рождаемся такими и такими подохнем.
Минутку! Сначала это была даже не мысль, а импульс, но я нащупал ее. Вошел в палатку адъютанта. Вытянулся по стойке «смирно». Сам адъютант еще спал. И я как ни в чем не бывало отрапортовал ему. Я не был стопроцентно уверен, что я все верно изложил, но по его ответу я понял, что вопрос уже обсуждался, что он в курсе, и речь шла только о точном времени. Слава богу, точное время я помнил – 10:00. Без ума от счастья, что все уладилось, я побежал к ремонтникам.
Шуллер пахал как вол. Взглянув на меня через очки, он процедил сквозь зубы:
– Придушить тебя за это мало, лентяй чертов!
Я, виновато улыбаясь, принялся расписывать его способности. Шуллер лишь махнул рукой и снова склонился над разобранным цилиндром.
В 10:00 мы выехали. Я сидел на уже исправном мотоцикле, будто ничего и не произошло. Ох, какой же груз с плеч свалился! Нет, в другой раз такого везения мне не видать!
21 июля 1941 года батальон добрался до Смоленска, которым до этого (16 июля) овладели танковые войска группы армий «Центр». Несмотря на следы боев повсюду – на домах, дорогах, одним словом, повсюду, – город все же выглядел внушительно. Гигантские строения в партийном стиле – плод творчества большевистского аппарата – перемежались с домами конца XIX века. Что было самым непривычным, так это когда ты, скользнув взглядом по фасадам вполне пристойных домов, которые можно было в принципе видеть и в городах Германии, вдруг замечал в нескольких метрах от них халупы, деревянные хибары, чудом уцелевшие во время пожаров. Именно этот контраст преследовал тебя повсюду в этой стране. Нас встречало бесчисленное множество бюстов и памятников Ленину и Сталину. В Смоленске существовал даже трамвай – мы несколько раз переехали рельсы. На высоком холме стояло здание собора, не пострадавшее от авианалетов и обстрелов. Бахмайер потом просветил меня: оказывается, Смоленск принадлежал к числу самых древних русских городов (известен с 863 г.) и этот собор был заложен еще в XII веке.
