Книга Хатшепсут. Дочь Солнца - Элоиза Джарвис Мак-Гроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тишина... тишина... тишина... тишина...
Последовала пауза. Затем голос начат:
— Велика твоя сила и твоё могущество, о Гор Золотой, Царь Двух Земель!
Литанию подхватил второй голос:
— Члены твои — дети-близнецы Атума[75].
— О, несокрушимый!..
— Твоё Ка пребудет вечно!
— Ты еси Ка...
Провозглашение Мощи продолжалось, повторяясь четырежды, останавливаясь, возобновляясь, усиливаясь, прерываясь ритуальной командой: «Тишина... тишина... тишина... тишина...», пока все страхи не были изгнаны из людских мыслей и сердца не запели, радуясь обещанной безопасности.
— Всё будет хорошо, мой лотос, — шептали женщины своим детям. — Фараон велик, боги улыбнутся Египту. Хеб-Сед! Хвала Хеб-Седу и могучему богу во дворце.
Пыль поднялась клубами над стенами, когда процессия отправилась в своё повторное шествие и стоявшие в ожидании массы потеряли нить происходящего. Они слышали обрывки песнопений, случайные удары барабана, они видели плавно вздымающуюся пыль и больше ничего.
Затем, почти без предупреждения, начался долгожданный полёт стрел. Толпа, стоявшая у восточных стен, вдруг впала в неистовство; люди, вопя от радости и топча друг друга, бросились за священной стрелой. Сразу же раздался шум на западе, затем на севере. Стрела, выпущенная к югу, затерялась где-то на крыше храма, но толпа была слишком, до умопомешательства, взбудоражена праздником, чтобы обратить на это внимание. Хеб-Сед завершился, Египет был спасён, ему предстояло вечное процветание — и фараон был всемогущ. Скоро — буквально в любой момент — они смогут увидеть наследника, и жизнь обретёт полноту.
Ворота пилона распахнулись, в них показалась процессия, направившаяся к реке. Скороходы, лошади, колесницы, стражи — и за всем этим двое носилок бок о бок. В одних восседал фараон, неподвижный, словно высеченный из камня — нерушимое воплощение бога. В соседних носилках, связанных с первыми золотыми лентами и невидимыми узами наследования, ехал новый Гор-в-гнезде, будущий правитель Египта и всего царства — царевич Ненни, второй Тутмос в роду.
Толпа вопила в диком восторге, сто тысяч рук обожающе прикрывали ослеплённые глаза, когда процессия шествовала по Дороге Овна, заполняла царские барки и переправлялась через реку во дворец. Хеб-Сед закончился.
Когда носилки Хатшепсут опустили во внутреннем дворе дворца, она осознала, что вцепилась в подлокотники мёртвой хваткой. С трудом разогнув пальцы, она заставила руки спокойно лежать на коленях. Через мгновение ей пришлось выйти из носилок и неровными шагами пройти через двор в огромную бронзовую дверь. Секунду Хатшепсут постояла посреди широкого коридора, а затем резко повернула к Покоям Красоты и, не обращая внимания на переполох среди обитательниц гарема, потребовала показать ребёнка-царевича.
— Он... он со своей матерью, Высочайшая, — дрогнувшим голосом произнесла старая Хекет.
— Тогда проводи меня туда.
За три часа, прошедшие с момента, когда Хатшепсут впервые услышала о ребёнке, она ни разу не подумала о его матери. Переступив порог комнаты Исет, она получила представление о ней и почувствовала беспокойство. В дальнем конце комнаты на постели лежала женщина с осунувшимся красивым лицом, на котором пылали огромные глаза. Царевна остановилась, испуганная почти физическим ощущением их враждебности.
— Ты Исет? — резко спросила она.
— Да, Высочайшая.
— Я хочу видеть твоего ребёнка.
Исет недовольно повела плечом, и Хатшепсут лишь тогда заметила, что ребёнок лежит у неё на руках. Подойдя к ложу, она впервые взглянула в лицо новорождённого сына Ненни, третьего мальчика в её роду, которому предстояло носить имя Тутмос.
Он был маленьким, но крепким, с сильными пухлыми ножками и круглой головой, украшенной носом, на котором уже сейчас можно было заметить присущий Тутмосидам изгиб. Извивавшееся в материнских руках тельце было исполнено здоровья; на локтях были заметные ямочки, на запястьях — глубокие перетяжки. Он требовательно обхватил пальцами набухшую грудь, нашёл сосок и стал жадно сосать. Каждое его движение было явно мужским.
Мужским. Ощущение беспомощности охватило Хатшепсут, когда она смотрела на это маленькое голое тельце. Если бы это была дочь, она канула бы в забвение в дворцовых детских комнатах, вынырнула бы обратно в пятнадцать лет, чтобы выйти замуж за какого-нибудь вельможу или воина. Но он не был дочерью, он был мальчиком. И его появление уже изменило жизненный путь царевны.
«Ребёнок ничего не значит, — уговаривала она себя, укрепляя спокойствие, которого вовсе не ощущала. — Он значит меньше, чем ничего, несмотря на всю его мужественность. У меня тоже будет сын, много сыновей, и в их жилах будет течь кровь Солнца. Мне нечего бояться, нечего бояться...»
— Разве он не красив, мой маленький Тот? — прошептала Исет.
Хатшепсут подняла голову и встретилась взглядом с глазами Исет. Это были глаза врага, и они светились триумфом.
Этой ночью, около полуночи, рабы высыпали из царских покоев и разбежались по закоулкам дворца, поднимая спящих. И по мере того, как они просыпались, всё громче становились рыдания, усиливавшиеся от того, что к ним присоединялся голос за голосом, эхом отдающиеся в коридоре. Огромные бронзовые ворота дворца медленно затворились, их заперли. Придворные и царицы сидели, уткнув головы в колени. Убивались все, вплоть до последнего кухонного мальчишки.
Несколько минут назад старый фараон, сопровождаемый лишь Нехси и Яхмосом-из-Нехеба, отложил навсегда свою тяжёлую корону и отправился на шедшеде в долгое странствие, чтобы править другой, Тёмной Землёй.
САД
Красивая лодочка, сделанная из нежной древесины акации, была длиннее руки маленького мальчика. Она совершенно не походила на лодки, которые можно было каждый день видеть на Ниле. Её обводы не были такими развалистыми и широкими, как у барок вельмож; за изяществом скрывалась быстроходность. Вместо того чтобы с грацией ибиса высоко вздыматься над водой, нос вызывающе выдавался вперёд. Он заканчивался львиной головой и был предназначен для того, чтобы неистово врезаться во вражеские корабли, оставляя в их бортах зияющие пробоины. Это было не элегантное храмовое судно и не царская барка, это был менш — военная галера. У неё было двенадцать весел (даже ловкие пальцы Яхмоса-из-Нехеба не смогли поместить больше на игрушечные борта) и ровно поставленный квадратный алый парус. Палуба была заполнена деревянными солдатами, вооружёнными крошечными луками и мечами; кормчий, стоя на высоком юте, управлял большим рулевым веслом, а из вороньего гнезда на вершине мачты выглядывал вперёдсмотрящий с пращой и камнем.
