Книга Политическая история Первой мировой - Сергей Кремлев

Одному из тех, кто был к этому причастен – директору Парижско-Нидерландского банка Нейцлину, о реноме Витте заботы было мало. И поэтому ему не было нужды приглаживать «имидж» председателя Совета министров Российской империи и скрывать от публики его занятные словесные пассажи, о которых – чуть ниже.

Витте вернулся в Россию, уже охваченную революцией. Маньчжурская страда и Цусимская трагедия русских мужиков во имя дивидендов парижских рантье завершились. Теперь народная Россия впервые потребовала от царизма уплатить по процентам с крови и пота, пролитых под Мукденом, в Цусимском проливе и под Порт-Артуром.

Отсрочить этот законный платёж буржуазно-помещичья империя уже не могла без «данайских даров» европейских банкиров, и для определения условий нового займа в Петербург съехались представители банкирских групп Франции, Германии, Англии, Америки и Голландии. Как видим, этот «Интернационал» умел объединяться – невзирая на официальные межгосударственные трения – и без призывов Маркса и Энгельса.

16 октября 1905 года, то есть через месяц с небольшим после их последней встречи, Витте увиделся с главой французской делегации Нейцлиным. Нейцлин-то потом и вспоминал, что Витте трижды, подчёркивая каждое слово, повторил: «Скажите Рувье твёрдо и настоятельно, что ничто не произойдёт в отношениях между Францией, Россией и Германией без ведома или за спиной французского правительства». А потом добавил: «Есть ещё вещи, о которых я не могу вам говорить, но скажите твердо Рувье, что он может положиться на слова, которые я поручаю вам передать».

Обычно так ведут себя не премьер-министры великой державы, а люди зависимые, несамостоятельные. Иными словами, люди, очень напоминающие агентов тех или иных сил. Ну в самом-то деле, почему бы Витте то, что он передавал Рувье по «испорченному телефону» через Нейцлина, не передать через него же в запечатанном письме?

Ан нет, выходит, много чего было между Витте и Рувье (а не между Россией и Францией!) такого, что бумаге не доверяется ни в коем случае!

И всё это было, конечно, неспроста.

Витте был лжив, лицемерен и склонен к актёрству уже в силу обстоятельств своей карьеры с самых ранних её этапов. И с самых ранних её этапов он был связан с банковским капиталом России. А это автоматически означало, что он был связан и с иностранным банковским капиталом, как патроном капитала «российского» (точнее, нью-бердичевского). Об этом уже говорилось. Так что по мере роста влияния Витте росло влияние на Россию этого внешнего капитала. Было, пожалуй, справедливо и обратное: укреплялся в России иностранный капитал – укреплялся и Витте.

С какой это делалось целью?

Ответ можно найти, пожалуй, в письме министра финансов графа В. Н. Коковцова Николаю Второму от 19 января 1914 года: «Граф Витте вносит всё новые и новые, не возникавшие в Государственной Думе предложения, явно рассчитанные на одно – разрушить то, что стоит до сих пор твёрдо, – наши финансы».

К политической биографии графа Витте можно подобрать одно ключевое слово: займы. А истинный синоним понятия иностранных займов для России был тоже единственный: паутина. Так что дифирамбы Тарле Сергей Юльевич не заслужил ни в малейшей степени. Его роль была всегда резко отрицательной и антинациональной. Конечно, исключением он здесь не был, подобную роль играли почти все сановники царизма, связанные с финансами Российской империи и фигурировавшие на политической арене со второй половины XIX века вплоть до краха старой России в 1917 году. Но Витте был исключителен в том смысле, что имел выдающееся влияние на процесс такого финансового закабаления Руси, при котором первоначальные иностранные займы вначале давали толчок русской экономике, а затем высасывали её по классической кровососной схеме.

Кроме того, займы шли во многом на покрытие военных приготовлений, то есть и здесь обеспечивали интересы не России, а Франции, а затем – Антанты и США.

Наконец, займы помогали бороться с революцией, то есть с законными требованиями народов России.

Тема займов России в советской (и уж тем более в западной) историографии глубоко не рассматривалась, да и нам углубляться в неё сейчас не с руки. Но непосредственно к Бьоркскому эпизоду примыкают – и по времени, и по смыслу – хлопоты Витте относительно того займа 1906 года, который имел одну подоплёку. Ту, о которой Витте говорил Нейцлину без обиняков так: «Французы и правительство в первую очередь должны понять, что они всё потеряют здесь, если у нас будет настоящая революция».

Замечу в скобках, что это ценное признание Витте полностью опровергает россказни о том, что первая русская революция руководилась-де антироссийскими «еврейскими» финансовыми кругами. Напротив, эти круги, решавшие в Европе всё, революцию финансово помогали подавлять.

Сам Витте в своих воспоминаниях пишет о своём пребывании в Париже после возвращения из Портсмута в Европу в начале сентября 1905 года следующее: «Меня сопровождал г-н Нейцлин, директор банка Paris et Pays Bas, который являлся представителем синдиката французской группы для совершения русского займа без включения в этот синдикат еврейских банкирских домов, которые уклонялись от участия в русских займах со времени кишиневского погрома евреев, устроенного Плеве, несмотря на мои личные отношения с главою дома Ротшильдов, который всегда являлся главою синдиката по совершению русских займов, когда в нём принимали участие еврейские фирмы».

Если учесть только то, что в проведении русского займа 1906 года активно участвовал, например, Жак Гинцбург, над этими заявлениями Витте можно смеяться открыто и долго. Но ведь и сам Нейцлин возглавлял отнюдь не антисемитскую банковскую группу. В неё входили: Лионский кредит (!), Парижско-Нидерландский банк, Национальная контора, Генеральное общество, банкирский дом Готтингера, другие менее крупные банки. В большинстве из банков этой так называемой «русской группы» влияние еврейского капитала было или преобладающим, или по крайней мере существенным.

Иными словами, россказни как самого Витте, так и его биографов о том, что Витте-де несколько раз, в том числе через Артура Рафаловича, «безуспешно» зондировал настроения лондонских и парижских Ротшильдов, дают нам повод лишний раз улыбнуться.

Конечно же, Ротшильды «уходили» из дела русских займов только для того, чтобы остаться. Остаться где прямо, а где и опосредованно, через дочерние или родственные банки, через участие в прибылях Нобелей и других своих интернациональных партнёров по грабежу России.

ДВУЛИЧИЕ Витте не покидало его и в самом конце жизни. Весной 1914 года, в марте, «Новое время» опубликовало ряд бесед с «анонимным» русским государственным деятелем, в котором любой петербургский конторщик, не чуждый «политическим рассуждениям», легко узнавал нашего графа. И там Витте заявлял, что всегда-де считал, что главным рычагом русской иностранной политики является возможно более тесное соединение с Германией. Ни более и не менее!

Дело будущей войны было к тому времени уже налажено, клин между Россией и Германией был вбит основательно, и теперь Витте мог вновь затесаться в «германофилы» без риска помешать чёрному делу будущей войны. Возможно, преследовал Витте (и его патроны) и ещё одну цель. Весной 1914 года намечались переговоры России с Германией о новом торговом договоре, и Витте твёрдо рассчитывал на то, что эта миссия будет возложена на него. Можно лишь догадываться, как лучший друг французских банкиров Сергей Юльевич постарался бы «укрепить» российско-германские торговые связи.