Книга Ошибка Марии Стюарт - Маргарет Джордж

– Прошу вас, угощайтесь, – любезно предложил сэр Джон, пока слуги разносили подогретый эль в небольших кружках и тарелки с яйцами под горчичным соусом и холодной бараниной.

Босуэлл взял тарелку и легко опустился на стул. Закинув руку за спинку стула, он принялся неторопливо глотать эль, а когда осушил кружку, облизал губы и отодвинул ее в сторону.

– Вчера у вас была долгая прогулка, – утвердительным тоном произнес сэр Джон.

– В самом деле, – ответил Босуэлл, прожевавший кусок баранины и проглотивший его, прежде чем ответить. Он улыбнулся, показав ровные белые зубы. – Расстояние не так велико, но с подъемами, спусками и поворотами путь занимает несколько часов. Правда, я увидел то, что собирался, – он взял другую кружку.

«Как и я», – подумала Мария.

За то время, пока она не видела его, ее чувства к нему не исчезли, а, наоборот, волшебным образом усилились. Интерлюдия с Дарнли никак не повлияла на них.

Во Франции наставник однажды учил ее, что для прочного запоминания образа, чтобы он сохранился во всех подробностях и можно было вызвать его усилием воли, она должна тщательно перечислить и описать все аспекты запоминаемой вещи, как если бы описывала их слепому человеку.

«Ибо, дитя мое, непостоянство человеческого ума таково, что он вскоре забывает обо всем, что видит. Если ты хочешь сохранить что-то, то должна закрепить это с помощью слов».

Она попробовала и обнаружила, что этот метод хорошо работает для запоминания цветов, комнат, лиц и церемоний.

Теперь, когда ей захотелось навсегда сохранить Босуэлла в своей памяти таким, каким он был в этот момент, сидящим у входа в охотничий дом в ясный августовский день, она начала мысленно описывать его черты.

За ним находится стена кремового цвета, частично увитая плющом над прямоугольными окнами. Солнце освещает ее, но Босуэлл все еще находится в длинной тени деревьев вокруг дома.

Его голова круглая и довольно большая для его туловища. Волосы почти рыжие, но не вполне: там достаточно каштановых прядей, чтобы смягчить цвет. Стрижка по-солдатски короткая, и его уши хорошо видны. Они имеют красивую форму и прилегают к голове. Мочки ушей широкие.

Кожа на лице туго натянута, загорелая и чисто выбрита, а челюсть немного выпячена. Губы широкие, изогнутые, бледно-розового цвета.

Мощная шея, такая же загорелая, как и лицо, переходит в широкие плечи. Он носит кожаную охотничью рубашку ржавого цвета, но, несмотря на длинные рукава, можно видеть выпирающие мышцы. У него большие ладони с короткими сильными пальцами.

Она перевела взгляд на его мускулистые бедра, хорошо очерченные под облегающими кожаными штанами для верховой езды, и ноги с широкими икрами, обутые в короткие сапоги с низким каблуком.

Потом она снова посмотрела на его лицо.

Над его правым глазом виден шрам, оставшийся после схватки с Кокберном из Ормистона. Но других шрамов нет, зато есть длинные ресницы. У него зелено-карие глаза цвета зимнего мха.

– Чего-то не хватает? – услышала она голос Босуэлла. – Вы так смотрите на меня, как будто по мне ползает какое-то насекомое.

– Там был жук, но он улетел, – ответила Мария, смущенная сверх всякой меры. – Он сидел на вашем… на вашем…

Все засмеялись, и Мария залилась краской.

– Так вот почему твой взгляд был прикован к его… к чему? – ехидно произнес Дарнли.

– Ни к чему, – отрезала Мария.

– Ладно, ладно, – поспешно вмешался сэр Джон. – Чем мы займемся сегодня? Может быть, попробуем поохотиться в Эттрикском лесу? Будем надеяться, браконьеры не побывали там раньше нас. Вчерашнее происшествие крайне огорчило меня.

– Боюсь, я вынужден проститься с вами, – сказал Босуэлл. – Передышка была приятной, но меня зовет долг, на этот раз принявший вид Эллиота. Они еще далеко не разбиты, и остается мало времени, – он встал и сделал последний глоток эля. – К октябрю я собираюсь отдать их на вашу милость.

– Может быть, тогда поохотимся вместе? – обратился Дарнли к Марии. – То есть, если ты думаешь, что сможешь усидеть в седле после прошлой ночи.

– Ее Величество – превосходная наездница, и вчерашняя прогулка даже не стала для нее серьезным испытанием, – заметил Босуэлл.

– Я имел в виду после наших скачек в постели вчера ночью, – сказал Дарнли, едва ли не лопаясь от гордости.

Мария ахнула от чудовищного оскорбления. Не только от мерзкого хвастовства Дарнли, но – и это осознание еще сильнее потрясло ее – от стыда, что Босуэлл узнал о том, что она отдалась Дарнли в этом доме, когда их разделяло лишь несколько комнат. Она ненавидела его за это знание.

– Пожалуй, ты снова беременна! – воскликнул Дарнли. – И, добрые люди, – он похотливо подмигнул Босуэллу и сэру Джону, – разве не полагается обхаживать кобылу, когда она жеребится? Мы будем скакать, скакать, скакать!

Он визгливо засмеялся и сам начал прыгать вокруг, расплескивая содержимое своей кружки.

– Ты пьян! – крикнула Мария, как будто это было для нее новостью. – Значит, мне говорили правду и твое пьянство стало еще хуже – твое поганое, непристойное пьянство! Сейчас лишь девять утра, а сколько ты уже выпил? – она толкнула кружку, которая покатилась по камням на траву. – Ты, пьяная скотина! Ты больше никогда не прикоснешься ко мне!

Она влепила ему такую оплеуху, что Дарнли завертелся вокруг своей оси. У него заплелись ноги, и он рухнул как подкошенный.

Слуги, стоявшие у крыльца, застыли в нерешительности, готовые выполнить приказ.

Внезапно Мария почувствовала на плечах сильные руки и услышала властный голос возле своего уха. Босуэлл наклонился так близко, что его губы почти касались ее щеки:

– Успокойтесь. Оставьте его лежать здесь. Не надо унижаться.

Он отпустил ее и отступил.

– Сэр Джон, мне пора ехать. – он презрительно посмотрел на Дарнли, валявшегося на земле. – Ваше Величество, могу ли я предложить свежий сидр или молоко для ваших будущих завтраков? Доброго вам дня.

Он повернулся и направился в дом, чтобы собрать вещи перед своим отъездом.

Когда он ушел, Мария спрятала лицо в ладонях и горько расплакалась. Она чувствовала себя более несчастной, чем могла представить. Потом она вытерла слезы и приказала себе больше не плакать.

Трясущийся и хныкающий Дарнли продолжал лежать на том же самом месте.

«Мне тоже нужно уехать отсюда, – подумала она. – Я заберу маленького принца, отвезу его в Стирлинг и отдам на попечение Эрскинов».

Оказавшись в своих покоях, она взяла спящего малыша из колыбели-качалки, украшенной красивой резьбой, которую ей подарил хозяин дома. Он была изготовлена из темного дерева и обита бархатными подушечками изнутри. Двухмесячный ребенок, чье лицо стало уже округлым, а щечки налились румянцем, пошевелился и открыл ясные голубые глаза.