Книга Танец падающих звезд - Мириам Дубини

— За мной! — скомандовала Лючия, становясь во главе колонны.

Фара «Грациеллы», направленная в ночь, и решительные удары по педалям истинной воительницы. Все остальные двинулись вслед за Лючией, и Грета подумала, что это немного напоминает тот вечер, когда они несколько месяцев назад собрались перед Колизеем на их первую «Критическую массу».[5]Она вспомнила обо всем, что случилось после. Вспомнила ту ночь, когда Ансельмо почти поцеловал ее, и полоски в небе погасли для него в первый раз. Ей было радостно и немного грустно. Было похоже на облака, которые меняют форму, подчиняясь ветру.

Грета посмотрела на Ансельмо и перехватила его взгляд. И узнала в его глазах те же мысли. Они замедлили ход, чтобы остаться вдвоем.

— Мать сильно сердилась? — спросил Ансельмо.

— Нет… она… она мне все рассказала.

Они обменялись улыбками и стали снова смотреть на дорогу.

— Сначала я злилась. Потом поняла.

— Похоже на счастливый конец…

— Да, похоже.

Грета посмотрела на небо, где в прозрачной ночи стали появляться первые звезды. Потом снова на Ансельмо.

— А ты как?

Ансельмо продолжал уверенно давить на педали, но на его лице появилось сомнение.

— Мне надо с тобой поговорить. Потом. Если захочешь.

В ее голове зазвучал плотный мотив тревожных мыслей. Ей едва хватило дыхания, чтобы ответить:

— Хорошо.

Оставшиеся силы она приложила, чтобы догнать друзей, предоставив Ансельмо место в арьергарде.

— Эмилиано! — шепнула Лючия, спрятавшись за углом на площади перед домом Килдэр.

— Я здесь.

Лючия открыла сумку и подала Эмилиано усилитель на батарейках. Его одолжил им на эту ночь ее старший брат. Шагалыч подсоединил к нему свой MP3 и показал Лючии, как он включается. Разобравшись с техникой, девочка продолжила отдавать распоряжения, вручая каждому рулон коричневого скотча.

— Прикрепите метлы, как на генеральной репетиции.

После того как все закрепили скотчем ручки метел, водрузив их на рамы своих велосипедов, Лючия достала из сумки последний, главный элемент бутафории.

— Давай помогу, — предложил Шагалыч.

Они вместе подхватили длинное полотнище и прикрепили его скотчем к древкам метел. Над головами велосипедистов появилась растяжка с гигантскими буквами.

— Как только я скажу «три», начинайте двигаться к подъезду. Потом пойдет музыка.

Отряд сел в седла и стал ждать команды.

— Что это за гвалт? — раздраженно спросил господин Килдэр.

Они только сели за стол, и его мигрень разыгралась с новой силой. Долгий день, трудные решения, жена, которая говорит слишком много, дочь, которая не говорит вообще. Уже два дня. А теперь еще этот адский шум.

— По-моему, это музыка, — предположила госпожа Килдэр. — Наверное, какой-нибудь автомобиль паркуется внизу.

— Там парковка запрещена.

— Уличный музыкант?

Муж остановил поток ее гипотез одним взглядом. Музыка звучала все громче. Дерзкие ноты бурной симфонии врывались с улицы, срывая с петель ледяной покой дома Килдэр голосами ликующего хора. Воспоминание сорвалось с губ Эммы, и она не смогла его удержать.

— Да почувствует весь мир этот поцелуй! — отчеканила она, глядя своему отцу прямо в глаза.

Это были ее первые слова, обращенные к нему после визита в школу. И отец их не понял.

Он увидел, как его дочь вскакивает из-за стола и подбегает к окну.

— Darling… — позвала ее мать.

Эмма не слышала ее. Она распахнула окно, и ее охватила бившая через край радость. Волны звуков, способные разогнать тишину на другой части неба, и зрелище, прекраснее которого она ничего в своей жизни не видела. У ее ног перед домом распускался дикий цветок. Там стояли ее друзья. Все ее друзья собрались под ее окнами. Для нее. Они держали большой плакат и ждали, как ждут самую большую волну на берегу моря. Когда волна пришла, они стали кричать, смеяться, размахивать плакатом и трезвонить звонками своих велосипедов. Все громче и громче. Радость, радость, радость. Радость окунуться в волну, которую так долго ждал.

— ВЕР-НИ-ТЕ-НАМ-ЭМ-МУ. И восемь восклицательных знаков, — отчеканил Килдэр-папа, читая надпись на растяжке.

— Кто это? — спросила Килдэр-мама.

Эмма повернулась к родителям. Она смеялась и плакала одновременно:

— Это мои друзья!

— Они производят слишком много шума! — внушительно заметил отец.

— Да-а-а-а-а!!! — с радостью и гордостью воскликнула его дочь.

Ей хотелось спуститься вниз и обнять их всех по очереди. Но она не могла — наверху с ней были ее родители. И тогда она стала обнимать их. Сначала одного, потому другую, потом обоих сразу. Отца она даже поцеловала в лоб.

— Эмма, что происходит? — спросил он, совершенно сбитый с толку.

— Что-то чудесное, — ответила ему жена, тронутая давно забытыми чувствами.

Она тоже много раз уезжала, оставляя за спиной друзей и города, но ее никто никогда не просил остаться. Во всяком случае, не с восемью восклицательными знаками.

— У нас сообщение для Эммы Килдэр! — раздался снизу голос Греты.

— Мне кажется, ты должна им сказать, чтобы они убирались отсюда, — подсказал господин Килдэр, оглядываясь кругом.

В их доме одно за другим стали зажигаться окна, и в них замелькали раздраженные лица соседей.

— Нет, — возразила дочь, — я должна сказать кое-что вам. Я тут в эти два дня подумала-подумала и решила, что я поеду в Китай и потом пойду в американскую школу, но вы должны пообещать, что не запретите мне видеться с моими друзьями.

— Тебе никто не запрещает… — попытался вставить отец.

— Перестань, — оборвала его дочь, — ты сам знаешь, что это неправда. Я понимаю, они вам не нравятся. Но я люблю их. И они меня тоже любят.

— Спускайся, Эмма! — послышался робкий голос Лючии. — Нам нужно тебе кое-что передать.

— А если вы мне не пообещаете никогда больше не вмешиваться в нашу дружбу, я сейчас тоже начну кричать!

— Это уж слишком… — снова начал выговаривать отец, чувствуя на себе возмущенные взгляды соседей.

— А то и похуже что придумаю, — с вызовом ответила дочь.

— Хватит, пусть они замолчат.

— Обещай.

— Эмма, как ты не понимаешь, что мы просто хотим оградить тебя от беды. А такие люди приносят только неприятности.