Книга Кремлевский визит Фюрера - Сергей Кремлев

А далее Рузвельт заверял, что «США бросят всю свою мощь на весы демократических государств, сражающихся в Европе».

И никакие «законы о нейтралитете» его не смущали.

Да и какой нейтралитет! Позднее — когда война уже стала фактом, бывший посол США в Лондоне Джозеф Кеннеди играл в гольф с Джеймсом Винсентом Форрестолом.

— Джо, как, на ваш взгляд, мог Чемберлен удержать Англию от вступления в войну? — поинтересовался Форрестол.

Кеннеди лишь ухмыльнулся:

— Положение Чемберлена было таково, что Англия не имела ничего, чтобы отважиться на войну с Гитлером.

— Так какого же тогда черта?!

— А это Буллит внушал президенту, что немцев следует проучить в истории с Польшей.

Кеннеди явно не знал, что это, напротив, Рузвельт инструктировал Буллита в подобном духе. Но вот что говорил лично ему английский премьер, он, конечно же, помнил, о чем Форрестолу и сообщил:

— Ни французы, ни британцы не сделали бы Польшу причиной для войны, не будь это постоянным стремлением Вашингтона… Чемберлен заявлял мне, что именно Вашингтон и всемирное еврейство заставили Англию вступить в войну…

И читатель может поверить, что ответы Кеннеди переданы верно — их записал сам Форрестол в своем дневнике.

А нам все «навяливают» на уши — коллективная безопасность, мол…

Есть в нашей истории такой крупный специалист по Германии — Лев Безыменский. Он в дипломатической — как он выражается— игре западных держав летом 1939 года насчитывает аж шесть плоскостей: 1) английскую, 2) англо-французскую по отношению к СССР, 3) англо-французскую по отношению к Польше, 4) англо-немецкую с целью возможного сговора с Германией, 5) англо-немецкую по неофициальным каналам с целью определить подлинные намерения Германии и 6) немецко-английскую в рамках неофициального информирования Англии о намерении Германии зондировать СССР.

Об одной только «плоскости» «забыл» упомянуть этот Лев — американо-европейской! То есть о той наклоненной Штатами плоскости, по которой они подло и ловко толкали европейские «демократии» к войне против Гитлера… А точнее — против себя, против мирных перспектив собственного, то есть американского, народа.

ВОТ ТАК, уважаемый мой читатель, была окончательно решена новая война в Европе. Далее мы еще не раз вернемся к тем дням 39-го года и еще не раз увидим подтверждение только что сказанному, но достаточно знать об этой беседе, чтобы точно понять — что и к чему…

Да, война была решена так…

И не Адольф Гитлер принимал решение о ее начале— он отнюдь не рвался к затяжному конфликту, хотя и был к нему психологически готов.

Но и готов-то он был к нему потому, что как талантливый политик понимал: война решена без него. И ему остается одно — постараться провести ее не так, как это предполагалось братьями Грусье, Буллитом, Рузвельтом, Черчиллем и прочими космополитствующими «гражданами мира»…

А это оказывалось возможным лишь в том случае, если будет снята напряженность в «русском» вопросе. И Россия нужна была Германии не только как нейтральный элемент, но и как…

Да чуть ли — не как союзник!

В августе 1939 года имперская служба по проблемам развития экономики подготовила докладную записку «Возможности межрегиональной военной промышленности под немецким руководством»… В ней был сделан следующий вывод: «Абсолютной защиты от блокады межрегионального пространства можно достичь только через тесное экономическое сплочение с Россией… Полная гарантия возможна только с сырьевыми ресурсами (дружественной нам) России… Без экономического союза с Россией… полностью обезопасить оборонную промышленность от последствий блокады невозможно».

Москва говорила Берлину — для экономического союза нужна политическая база. Но свой политический «Дранг нах Остен» в Россию летом 39-го года совершал Запад. Из Москвы уехал Стрэнг, и хотя толку от его занозистого «круглого стола» было мало, тремя державами было решено провести в Москве теперь уже военные переговоры.

2 августа Политбюро утвердило состав советской делегации: нарком обороны Ворошилов, начальник Генштаба РККА Шапошников, его зам Смородинов, начальник ВВС РККА Локтионов и нарком военно-морского флота Кузнецов.

Накануне, 1 августа, во Франции и Англии было публично объявлено о назначении состава военных миссий на трехсторонних переговорах в Москве по военным вопросам.

Конфиденциально же о решении английского правительства министр иностранных дел лорд Галифакс объявил нашему полпреду Майскому еще 25 июля.

26 июля о таком же решении французский МИД сообщил полпреду Сурицу.

Французы делегировали в Москву второстепенного члена Верховного военного совета генерала армии Думенка, генерала Валена, преподавателя военно-морской школы капитана 1 ранга Вийома, капитана Бофра и еще кое-кого по мелочи — одного майора и трех капитанов, которых должна была подкрепить тройка французских военных атташе в Москве во главе с генералом Паласом.

Англичане же…

Эти направили к нам компанию еще более удивительную…

5 августа к Ленинграду ушел пакетбот «Сити оф Эксетер» (скорость хода— максимум 13 узлов, то есть около 25 километров в час) с комендантом Портсмута адмиралом Реджинальдом-Планкетом-Эрнл-Эрл-Драксом и членами английской миссии (один маршал авиации, один генерал-майор и тоже немного «мелкоты»).

12 августа горе-переговоры начались. Россия была готова защищать Польшу и Францию полутора сотнями дивизий, десятью тысячами танков, пятью тысячами боевых самолетов и пятью тысячами тяжелых орудий, Англия — одной-двумя дивизиями.

При этом Дракс сообщал в Лондон, что предложения СССР — пустая затея. И ведь что удивительно и забавно — был прав в этом на сто, как говорится, процентов. Впрочем, Сталин, надо полагать, хотел довести ее до логического конца, то есть — до провала по вине Запада.

Очевидно, только поэтому сия затея еще окончательно не провалилась.

Но уже вот-вот должна была провалиться…

Еще до начала московских переговоров — 25 июля, Шнурре по прямому указанию Гитлера пригласил на ужин в ресторан «Эвест» Астахова и заместителя торгового представителя Бабарина.

26 июля заведующий восточноевропейской референтурой отдела экономической политики германского МИДа, прихвативший с собой личного референта, сидел напротив двух русских, впервые за много их встреч рассматривая собеседников в необычном ракурсе —через стол не мидовского, а отдельного ресторанного кабинета.

Собственно, то, что он готовился сообщить московским представителям, он говорил уже не раз, но на этот раз он говорил с санкции Гитлера, и это меняло все…

Поэтому, когда Шнурре сказал, что руководители-де германской политики исполнены самого серьезного намерения нормализовать и улучшить германо-советские отношения, Астахов сразу подобрался и тут же вспомнил о словах Вайцзеккера— о лавке, полной товаров…