Книга Последний танец - Эйлин Гудж

Дафна вздрогнула, потом рассмеялась.

– Как же мы разведем костер – все таблички сожгли еще до нас.

– Поищем хорошенько – может, найдем хоть одну.

– Увы, у меня есть неотложное дело. И тебе не следует забывать об этом. – Волнуясь, Дафна всегда начинала употреблять чопорные обороты. Джонни увидел слезы в ее глазах. – Джонни, что с нами происходит? – спросила она дрожащим голосом.

«То же, что и раньше, и твой старик снова стоит между нами, стремясь разлучить нас даже из могилы», – подумал он, хотя понимал, что есть и более серьезные препятствия – она замужем.

– То же, что и раньше, – ответил Джонни, обнимая Дафну. – Но мы извлекли уроки из прошлого. И оба, наверное, стали умнее.

– А что будет завтра, после слушания дела? Останемся ли мы друзьями? – Дафна печально вздохнула.

– Я должен исполнить свой профессиональный долг. Но обещаю сделать все, чтобы суд над твоей матерью был справедливым.

– Даже ценой собственной карьеры?

– Да.

– Джонни, я не прошу тебя…

– Тише-тише. – Он коснулся губами ее губ. Если бы она попросила, он достал бы ей луну с неба. – Ты ни о чем меня не просила. Считай, что я выполняю долг перед самим собой. И чем бы это все ни кончилось, надо хотя бы попытаться.

Дафна присутствовала на суде один раз много лет назад и была в числе присяжных. Слушалось дело женщины, которую сбило такси, и теперь она жаловалась на хронические боли после ушибов. Судебное заседание длилось несколько дней, после чего дело было решено в пользу пострадавшей. Но сегодня, в понедельник, сидя в переполненном зале окружного суда № 2 города Мирамонте, Дафна опасалась, что услышит менее благоприятное решение судей.

Первое слушание дела, как объяснил ей адвокат, преследует две цели: будет подано прошение в суд и даны соответствующие гарантии. Если суд присяжных не предъявит обвинение, судья решит, Достаточно ли оснований для судебного разбирательства. «Это не более чем формальность», – предупредил ее Кэткарт. Судебное разбирательство будет обязательно назначено. Дафна вспомнила заголовок одной из газет, которую просматривала в очереди в супермаркете: «Убийца заявила полицейским: "Это сделала я!"».

Неужели мама подтвердит свои слова? Или же Кэткарту удалось переубедить ее? В последний раз, когда они разговаривали, мама была непреклонна. Это не несчастный случай и не акт самозащиты, упорствовала Лидия. Зачем же отрицать правду?

Дафна возразила, что это не может быть правдой. Но выход есть. Если мать признают невменяемой, или же она скажет, что отец угрожал ей, пусть так и будет. Отец мертв, и ему уже ничто не поможет.

Но мама отказалась помогать адвокату.

– Я хотела бы вернуться домой, если мистеру Кэткарту удастся добиться освобождения под залог. Но ты должна понять, что я никогда не буду свободна. Даже если меня оправдают и признают невиновной.

Дафна бросила тревожный взгляд на Китти, сидевшую с ней рядом в первом ряду. Но сестра, погруженная в свои мысли, выглядела рассеянной. Может, она думает о том молодом человеке, который подошел к ней после похорон, чтобы выразить соболезнования? Вокруг было полно людей, но Дафна сразу выделила его из толпы, заметив, как смотрит на него Китти. Высокий, стройный молодой человек, темноволосый и черноглазый – о таких глазах мама сказала бы: «взгляд соблазнителя».

Парень отвел Китти в сторону, и они долго разговаривали, вероятно, о чем-то глубоко личном: сестра слегка склонила голову набок, и Дафна поняла, что она смутилась. Придет время, и Китти расскажет ей об этом молодом человеке. Но не сейчас – позже.

Дафна перевела взгляд на мать. Лидия сидела на скамье подсудимых рядом с адвокатом Кэткартом и его помощницей, миловидной белокурой женщиной лет тридцати. Она была так моложава, что Дафна подумала: «Ей вряд ли можно доверить присмотреть за детьми, а уж тем более защищать женщину, обвиняемую в убийстве собственного мужа».

Зато Том Кэткарт излучал уверенность и солидность. Глядя на него, Дафна решила: «Он производит сильное впечатление». И в самом деле: высокий, представительный, с густой седеющей шевелюрой, в сером костюме в тонкую полоску и дорогом галстуке, Кэткарт казался воплощением надежности и элегантности.

Даже мама выглядела как нельзя лучше – аккуратно уложенные волосы, скромный макияж. Она надела костюм, который ей привезла из дома Китти. В этом самом костюме Лидия была прошлым летом на открытии выставки своих акварелей.

При этом воспоминании на глаза Дафны навернулись слезы, и она полезла в сумочку за бумажными салфетками, Дафна ни разу не взглянула на Джонни. Входя в зал суда, она заметила, что он сидит рядом с окружным прокурором – крупным мужчиной с азиатскими чертами лица, – но встретиться сейчас с ним взглядом было выше ее сил. После вчерашнего свидания на пляже Дафна неотступно думала о нем – о его словах, прикосновениях, поцелуях. Неужели все это растает как дым перед суровым лицом реальности?

Голос рассудка шептал ей: «Забудь о том, что ты замужем. Вы оба стали старше и мудрее. Подумай о том, каково тебе будет выступать в роли свидетельницы? Сможешь ли ты любить человека, во власти которого отправить твою мать в тюрьму?»

Она не знала ответа на этот вопрос. Или не хотела знать – все и так очевидно. И это для нее не ново – всю жизнь прятаться от жестокой правды.

Дафна покосилась на Китти. Как получилось, что они выросли вместе под одной крышей и вынесли из детства совершенно разные воспоминания? Для Дафны родительский дом всегда был уютным и теплым, как плюшевые зверушки в ее спальне. Да, бывали вечера, когда домашние ходили на цыпочках, боясь потревожить отца, если тот был не в духе после тяжелого дежурства в больнице. Но в остальном сестры пользовались почти неограниченной свободой. Летом они почти не вылезали из купальников, проводя все дни на пляже рядом с домом. Друзья приходили к ним запросто, как члены семьи, а многие, как Лианн, предпочитали огромный белый особняк на Сайприс-лейн своим собственным коттеджам.

Лидия тоже не походила на других матерей. Она сама пекла домашний хлеб и выращивала овощи в саду. Весной мама возила Дафну и сестер на ферму в Пирсонвилле, в двух часах езды от Мирамонте, где они собирали свежие огурцы с грядки, и Лидия потом мариновала их. Летом собирали в саду абрикосы, персики и сливы, а осенью – яблоки. И ни одно Рождество не обходилось без нарядной голубой ели, которую они сами выбирали и рубили на ферме рождественских елок.

Немногие свободные часы мама посвящала живописи, а по утрам в теплое время года устраивала заплывы вдоль побережья – почти на полмили туда и обратно. Она говорила, что всю зиму ждет не дождется, когда можно будет купаться и плавать, и в первый же теплый день апреля или мая пружинящей походкой спускалась по деревянным ступенькам к пляжу, перекинув через плечо полотенце. Даже если вода была холодная и все остальные кутались в свитеры, мама уверенно рассекала волны сильными взмахами рук.