Книга Ты полюбишь вновь - Марджори Льюти

Саймон молча пробежал глазами последние несколько абзацев и положил письмо на стол:

— Ну что? Убедил я вас?

Мэнди быстро соображала. Она была бы бесконечно рада навсегда покинуть это место, связанное с такими тяжелыми воспоминаниями, оказаться подальше от этого человека с холодным взглядом. Но был еще Пип… Пип, который стал другим, Пип, который попросил ее закрыть на ночь дверь и выключить ночник.

— Но вам ведь ничего не известно о моих секретарских навыках, — произнесла она.

Он заметно расслабился:

— Дорогая моя, если вы в состоянии напечатать «Большая рыжая лисица прыгает…». Через что она там прыгает, не знаю…

— Ленивую собаку, — механически добавила Мэнди.

Он прищурил глаза и улыбнулся:

— Наверное. Так вот, если вы в состоянии проделать это, ну и еще сосчитать до пяти, то для начала вполне хватит. А я думаю, вы способны на большее, не так ли?

К своему удивлению, Мэнди вдруг с детской гордостью подумала, что Саймон удивился бы, узнав, сколько всего она умеет.

— Да, — сказала она. — Гораздо большее.

— Отлично. — Он встал. — Итак, по рукам. Испытательный срок — три месяца… то есть до сентября. Миссис Доббин договорится со своей сестрой насчет жилья. А что касается меня, то чем раньше вы начнете, тем лучше. Вы только посмотрите сюда.

Он указал на большой, заваленный бумагами стол. Мэнди окинула взглядом гору писем и бумаг, но, увидев фотографию Николы Марсден, быстро отвела глаза. Если бы не Никола, Робин был бы сейчас с ней. Но потом она с болью подумала: «Нет, все равно это случилось бы — раньше или позже».

— Я начну завтра с утра, — сказала она.

— Превосходно. — Саймон протянул ей руку, и она, неожиданно для себя самой, подала ему свою. Его пожатие было твердым и дружеским. Ей вдруг пришло в голову, что с ним, наверное, легче будет ладить как с начальником.

Так оно и оказалось. Он был вдумчив и заботлив и благодарен ей за все, что она для него делала. С самого начала дел оказалось так много, что за целый день — во всяком случае, во время работы — у Мэнди не оставалось ни одной свободной минуты, чтобы грустить и жалеть себя.

Саймон настоял, чтобы время от времени она выходила проветриться в сад. Он входил размашистым шагом в кабинет, высокий, загорелый, в вельветовых брюках и темно-красной рубахе, сжимая в крупных белых зубах трубку. И все небольшое помещение сразу словно наполнялось его мужской притягательностью.

— Так, вы здесь что-то засиделись, — говорил он. — Пора вам выйти на солнышко.

Он вел ее в сад или на плантации с посадками роз, показывая что-нибудь. Некоторые ранние сорта уже зацвели. И Мэнди с нетерпением ждала того момента, когда все эти обширные пространства наполнятся буйными красками и ароматом. Многое из того, что рассказывал Саймон, было для Мэнди непонятно, хотя она постепенно узнала о таких вещах, как прививки и почкование, мульчирование и подрезка, и порой помогала ему недолго по саду, прежде чем возвращаться домой к ужину.

Как-то ранним вечером в начале июня она помогала Саймону подвязывать кусты роз. Ее пальцы ловко и осторожно касались ствола молодого растения.

Саймон, работавший рядом, обернулся и одобрительно посмотрел на нее:

— А у вас уже начинает получаться, Мэнди. Смотрите, вот здесь еще нужно подвязать.

Девушка села на пятки, привязывая к ветке веревку. Она любила смотреть, как Саймон возится с розами. Он становился совершенно другим человеком: никакой позы, никакой задиристости — просто человек, занимающийся любимым делом. Мэнди хотелось подольше продлить этот момент, и она начала расспрашивать его о новой розе и истории ее появления.

— О, это очень давняя история. — Саймон взглянул на нее, чуть прищурившись от лучей заходящего солнца. — Как-нибудь, когда у вас будет свободных часов пять-шесть, я расскажу вам про весь процесс. Но если приблизительно, вы выбираете для своего гибрида материнскую и отцовскую особь, потом семечко прорастает. В первый год появляется несколько отростков — с них вы и начинаете. Года через три у вас получается первый настоящий цветок, и тогда будет ясно, стоит ли продолжать. Если нет — вы выбрасываете его на помойку и начинаете все снова. Но если он подает надежды, вы продолжаете с ним работать, пока у вас не получится довольно устойчивое, крепкое растение. Тогда шесть цветков вы посылаете в Испытательную палату Национального общества разведения роз. И через три года испытания вы можете получить сертификат на свой цветок.

Он вдруг прервал себя и взглянул ей в лицо:

— Что такое, Мэнди, вам все это скучно?

— Нет, совсем нет. Я просто думала… впрочем, это не важно.

— Скажите, что такое, — попросил Саймон, кладя руку ей на плечо.

— Так, ничего, — прошептала она. — Я просто подумала… надо же, даже роза знает своих родителей.

Она пожалела об этих словах, едва произнесла их. Они показались ей сентиментальными и жалкими, проявлением слабости, с которой Мэнди давно уже научилась справляться.

Саймон неторопливо закончил подвязывать куст, потом встал.

— Да, это так, — сказал он наконец, — но можно посмотреть на все иначе. Все эти роскошные экзотические розы появились на свет от диких роз. Специалисты утверждают, что розы даже древнее человека. Так что так ли уж важно знать своих непосредственных родителей? Все эти розы… все-все… — и он обвел рукой убегающие вдаль поля с мириадами низких кустов, — всех их надо скрещивать с дикими природными розами, чтобы растение было крепким и здоровым.

Она не могла ничего ответить. Его глубокое понимание и сочувствие невыразимо тронули ее.

Саймон раскурил трубку, прежде чем снова заговорить, потом спросил, безо всяких эмоций:

— А вы даже представления не имеете, кто могли быть ваши родители?

Протянув обе руки, он помог ей подняться, и они вместе пошли к дому.

Мэнди покачала головой:

— Нет, меня даже не оставили на крыльце чужого дома. Однажды меня обнаружили в зале ожидания вокзала Виктория. У меня до сих пор сохранилась шаль, в которую я была тогда завернута, и к ней была приколота записка с именем «Мэнди». Матрона говорит, что шаль была чистая и довольно дорогая, а почерк на записке она назвала «образованным». От этого мне намного легче. Я ужасный сноб, правда?

В горле у нее клокотал смех. В этот момент тот факт, что она сирота, показался Мэнди просто забавной шуткой.

Саймон задумчиво покосился на нее:

— Наверное, вы были хорошенькой малышкой. Странно, что вас никто не прихватил.

— Не удочерил, вы имеете в виду? Меня взяли в семью, когда мне было полгода. Но пока оформляли документы, глава семейства заболел, слег и потерял работу. И я снова оказалась в приюте. В тридцать девятом меня тоже брали «на испытательный срок», но потом началась война, и те люди решили, что во время войны приемный ребенок им ни к чему, и я опять вернулась. А когда война закончилась, я была уже слишком взрослой, и никто не хотел меня брать. И теперь я даже рада этому. В приюте ко мне все были очень добры.