Книга Человек огня - Маргарет Роум

И вдруг Тео так неожиданно отпустил Тину, что она упала на землю. Девушка слишком обессилела, чтобы подняться, и судорожно хватала живительный воздух распухшими, саднящими губами. В ушах гудело, и, словно вдалеке Тина уловила шум возни, а потом что-то звучно рухнуло на землю рядом с ней. Взглянув в ту сторону, она не сразу смогла осознать, что происходит. Полубесчувственный Брэнстон валялся на земле, а над ним грозно нависал Рамон Вегас, ожидая, когда противник встанет. Даже в темноте Тина смогла разглядеть, каким диким гневом пылают глаза сеньора. Голова надменно откинута, кулаки сжаты, все тело напружинено, а взгляд ловит миг, когда Тео шевельнется. При виде Рамона девушка позабыла обо всех обидах — ее привела в ужас исходившая от сеньора сокрушительная ярость, с которой он даже не пытался совладать. Рамон был, несомненно, доволен, глядя на поверженного Тео, страстно желал отомстить и, совершенно очевидно, намеревался довести до конца схватку по закону джунглей — бой без пощады! Отпрыск испанской аристократии исчез, его место занял человек, с пугающей быстротой вернувшийся к форме правосудия, принятой у первобытных племен, — немедленной расплате за содеянное.

Рамон ринулся вниз, и Тина увидела, как его руки стиснули шею Тео. Она сдавленно вскрикнула, напрягая пересохшее горло, но этот невнятный хрип перекрыл пронзительный вопль — он прокатился по зарослям, спугнул дюжину птиц с насиженных мест и был подхвачен голосами невидимых обитателей джунглей. В конце концов молящий голос Инес дошел до сознания разгневанного сеньора.

— Рамон! Нет! Матерь Божья! Ты убьешь его!

Она бросилась к сеньору и начала барабанить по его спине, упрашивая отпустить Тео, чьи налитые кровью глаза явно свидетельствовали о том, что парню сейчас ой как несладко.

Тина с трудом поднялась на ноги, кое-как добрела до Рамона и просипела:

— Пожалуйста… О, пожалуйста, не надо!..

Колени у девушки подогнулись в тот момент, когда сеньор отпустил американца и повернул голову на звук ее голоса. С отчаянием Тина увидела удивление и упрек в его глазах, но она скорее готова была вызвать неудовольствие Рамона, чем допустить, чтобы он стал жертвой собственных неуправляемых страстей. На лице сеньора застыла гримаса сердитого недоумения.

— Ты просишь за Брэнстона? — осведомился Рамон. — После того, что он сделал, ты все еще что-то чувствуешь к этому?..

Тину побудило вступиться за негодяя не столько стремление спасти ему жизнь, сколько инстинктивное знание, подсказывавшее, что стоит признать, как она ненавидит и боится Тео, — и ярость сеньора может окончательно выйти из-под контроля.

— Это было недоразумение, — пробормотала девушка. — Пожалуйста, дайте ему уйти, я вас очень прошу!

Гнев Рамона поутих, но он все еще был взвинчен, а бледность проступала даже сквозь бронзовый загар. Тина видела, как он плотно стиснул зубы, как будто в душе его происходила ожесточенная борьба, и отвернулась, не в силах вынести обиду и презрение в его сверкающих глазах. На поле брани воцарилась тишина, нарушаемая только тяжелым прерывистым дыханием, потом сеньор щелкнул пальцами и пренебрежительно указал на Тео:

— Встать! — Когда тот с готовностью подчинился, сеньор жестко бросил: — Скажи спасибо сеньорите Доннелли, что уберегла тебя от самой страшной взбучки в твоей жизни. По ее просьбе я позволю тебе уйти, но обещаю: я лично присмотрю, чтобы тебя больше не взяли ни в одну экспедицию. А теперь, — зарычал он, будто сомневаясь, что сумеет и дальше удерживать гнев, — убирайся с глаз моих, пока я не доставил себе удовольствие передумать!

С необычайным для такого массивного тела проворством Брэнстон как тень растворился в темноте.

И тут на Тину нахлынула волна такого облегчения, что все мышцы ослабли, и девушка упала бы на землю как подкошенная, если бы не стремительно подхвативший ее сеньор. До Тины донеслось тихое проклятие, а потом он склонился к ее уху и требовательно зашептал:

— Скажи мне, что ошибался насчет твоих чувств, дитя солнца, и я сам отомщу за содеянное с тобой!

— Нет, вы не должны!

Этот полный ужаса вскрик выражал лишь мольбу, чтобы варварский гнев не вспыхнул в нем с новой силой. Демон, живущий в душе Рамона, укрощен, и Тина не хотела его вновь освободить. Ради него самого, а не ради Тео, этот безумный гнев следовало успокоить.

Девушка почувствовала, как Рамон вздрогнул. Голубые глаза впились в бледное лицо Тины, словно Рамон искал оправдание ее словам, не в силах сам себе поверить. От этого взгляда девушке хотелось вскрикнуть, он словно материализовался и буравил тело насквозь, причиняя нестерпимую боль, но она прикусила губу и надела непроницаемую бесстрастную маску, скрывая истинные чувства под безмолвной пыткой, и после нескольких затянувшихся до бесконечности секунд хватка ослабла. Рамон отступил, и контуры его фигуры тотчас расплылись перед затуманенными пеленой слез глазами. Тина вдруг почувствовала себя так, будто не он, а она удержала его от падения, и от сердца по всему телу разлилась такая нестерпимая боль, что, когда послышался голос Инес, девушка восприняла это с радостью освобождения.

— Рамон! — гневно потребовала его внимания Инес.

Когда сеньор повернулся и холодно взглянул на нее, долго скрываемые ревность и ненависть наконец нашли выход. Метнув бешено ядовитый взгляд на Тину, испанка с вызовом бросила сеньору:

— А знаешь, ты выставил себя полным идиотом, Рамон!

От внезапного и острого ощущения опасности Тина невольно напряглась.

— В самом деле? — Он гордо вскинул голову, без особой охоты вникая в смысл слов. — Каким образом и перед кем?

Инес почувствовала полное отсутствие интереса, и ее темные глаза вспыхнули злобой.

— Не так давно я узнала, — помедлив, испанка со злорадным торжеством взглянула на Тину, — что сеньорита ввела тебя в заблуждение. Перед нами не знаменитый исследователь Кристина Доннелли, как ты думаешь, а племянница упомянутой леди, присвоившая ее имя. По некоторым причинам я не стала заявлять об этом открыто, но тебе, Рамон, не сомневаюсь, будет интересно узнать правду!

Брэнстон! Сердце Тины упало. Только он один мог рассказать об этом Инес. Какой же дурой она была, доверившись ему! Девушка застыла как парализованная, опустив глаза, чтобы не видеть неминуемой гневной вспышки сеньора, и ждала единственно возможной развязки. Ох, как отчаянно Тина жалела, что не призналась ему во всем сама, пока был шанс, и что обстоятельства вынудили ее солгать. Но больше девушку добивало, что именно Инес открыла сеньору ее обман. Тина чувствовала себя больной и несчастной, ее пугали злоба и ненависть Инес, с мстительным удовольствием ожидавшей возмездия.

Но сеньор не шелохнулся, и лицо его было совершенно непроницаемо. Почему он молчит? Это было невыносимо.

Первой не выдержала Инес:

— Ну, Рамон, ты слышал, что я сказала? — Испанка со злобным удовольствием повторила: — Это не Кристина Доннелли, вероятно, она и в джунглях-то ни разу не была. Вот так, к несчастью, сеньорита — лгунья и самозванка!