Книга Красная Орхидея - Линда Ла Плант

— Когда она уехала, вы поддерживали с ней какую-то связь?

— Нет. Как я уже сказал, я не так хорошо ее знал. Она работала в какой-то клинике — у терапевта или дантиста, — довольно далеко от общежития, поэтому-то она, наверно, оттуда и уехала.

Анна вынула из папки фотографию и показала ему:

— Это вы на этом снимке?

Несколько мгновений он смотрел на фото, затем кивнул:

— Да, в один из выходных в общежитии организовали поездку в Риджент-Парк с посещением зоопарка. Я уж успел об этом забыть.

Анна подалась вперед:

— Вы знаете кого-нибудь еще на этой фотографии?

— Это я. Другой парень — Колин, если не ошибаюсь. Он тоже жил в общежитии. — Доддс нахмурился. — Они недолюбливали друг друга, Колин и Луиза. На экскурсии они поспорили из-за какой-то ерунды: вроде того, кто заказывал колу, а кто — апельсиновый сок. Он что-то ей сказал, она вспылила. Последовала ужасная перебранка, после чего она ушла и вернулась в общагу одна. Приехала уже совсем поздно и, наверно, получила выговор, потому что двери у нас закрывались в одиннадцать.

— Вы знаете, где теперь живет этот Колин?

— Нет.

— Что-нибудь еще вы можете припомнить о Луизе?

— Она… как бы это сказать… вроде как дешевка.

— Что вы имеете в виду?

Смущенный, он склонился вперед. Анна ждала.

— Я имею в виду… Я не уверен, но у нас вроде как об этом болтали, потому что у нее не было работы, — это до того, как она устроилась в клинику, вот. На другой стороне улицы был бар, и она нередко хаживала туда и вроде как подцепляла мужиков, чтобы они заплатили за еду и прочее.

— И за секс?

— Не знаю, но мы считали ее шлюхой. Хотя и не всерьез.

— Это как?

— Ну, она всегда возвращалась в общагу к одиннадцати, так что не было похоже, что она всю ночь провела на панели.

— И все же вы полагаете, она подцепляла мужчин?

— Ну да. — Он покраснел.

— Вы на самом деле видели, как она это делает?

Он помотал головой.

— Когда вы в последний раз видели Луизу?

— Вы имеете в виду — уже после общежития?

— Да.

— Я никогда больше ее не видел. Она даже ни с кем не попрощалась.

Вернувшись в машину, Анна почувствовала, что вся одежда пропиталась запахом курева. Это общежитие оказалось убогим местом, впрочем, как и гостиница в Паддингтоне, где предлагались комнаты с завтраком. Туда-то, в Паддингтон, Тревис теперь и направлялась. Луиза обреталась там до того, как переехала в квартиру Шерон. Останавливались там преимущественно коммивояжеры, и Анна уже начала думать, что лишь впустую потеряет время.

Ливанка, содержавшая гостиницу, отнеслась к ней весьма недружелюбно: миссис Ашкар была уже опрошена детективом-инспектором Баролли и теперь возмущалась тем, что все это ей придется повторять еще и Анне. Она взглянула на фотографии и сказала, что никого на них не знает. Единственный человек, которого она узнала, — это погибшая Луиза Пеннел, и ливанка выразила большое сожаление по поводу того, что с той случилось.

— Она когда-нибудь возвращалась в гостиницу не одна?

— Нет. По крайней мере, мне об этом неизвестно. Но пару раз она сидела с кем-то из гостей в баре.

Тревис перечислила несколько имен из записной книжки Луизы. И снова миссис Ашкар не припомнила, чтобы кто-то из названных людей останавливался в ее гостинице, хотя и просмотрела книгу регистрации, водя по ней красным ногтем с облупившимся лаком, — и отрицательно покачала головой. Далее Анна показала ей набросок подозреваемого:

— Вы когда-нибудь видели Луизу с этим мужчиной или с кем-то похожим на него? Он высокий, хорошо одетый, иногда носит длинное черное или темно-серое пальто.

Миссис Ашкар пожала плечами:

— Не видела. — У нее был грубый гортанный выговор.

— Я могу переговорить с кем-нибудь из бара?

— У нас нет ставки бармена. Джо работает и в баре, и на кухне. Она иногда бывала там на подхвате.

— Простите?

— Я говорю, иногда она работала на кухне — мыла посуду, прибиралась. У нее вечно не хватало денег. Иногда она помогала горничной по утрам застилать постели.

— И за счет этого оплачивала проживание?

— Да. Ее переселили из большой комнаты в заднюю кладовку. Джо поручал ей мыть стаканы в баре. Я все это уже рассказала другому человеку, который о ней расспрашивал.

— Джо сейчас здесь? Я бы хотела с ним поговорить.

Миссис Ашкар вздохнула и что-то сказала по-арабски в интерком. Потом повернулась к Анне:

— Пройдите через те двери, он к вам выйдет.

— Спасибо, — сказала Анна, испытывая к этой женщине неприязнь.

Так называемый бар, он же и гостиная, был темным и невзрачным, со старыми бордовыми бархатными занавесями и застоялым запахом табачного дыма и алкоголя. Там стояли пара простеньких кресел и диван — все изрядно обветшалое, лежал замызганный по краям коричневый ковер с желтеньким рисунком. Собственно баром являлась длинная застекленная стойка в углу комнаты. Стаканы и бутылки помещались на просторной полке позади нее вместе с пакетами орешков и чипсов в открытых коробках.

Анна повернулась, когда влетел Джо — широкоплечий и небритый, в заляпанной футболке и джинсах. Его черные как смоль волосы, смазанные гелем, были зачесаны назад, открывая смуглое лицо. Выглядел он пресыщенным красавцем. Он тепло улыбнулся Анне и пожал ей руку. Ладони его были большие и грубые.

Анна показала ему фотографии, перечислила имена из Луизиной книжки, но это ничего не дало. На вопрос, был ли кто из постояльцев с ней в приятельских отношениях, Джо пожал плечами:

— Разумеется. Луиза всегда крутилась тут, и если они покупали напитки, то иногда оставалась в баре до двух часов ночи.

— А к кому-нибудь особенно она благоволила?

Он помотал головой, затем прошел за грязную барную стойку и открыл пиво. Одну бутылку он протянул Анне, но та отказалась. Качнув бутылкой, Джо поставил ее на замызганную подставку для кружки.

— Иногда она патрулировала вокзал.

— Что?

— Я говорю, она ошивалась на вокзале и цепляла там мужиков. — Он глотнул еще пива и рыгнул. — Извините.

— Она приводила их сюда?

— Ни в коем разе, это не разрешается: стоит приютить одну проститутку — и они сползаются как муравьи.

— А вы видели ее с каким-то постоянным мужчиной?

— Нет, Луиза была сама по себе. Бывало, совсем немного выпьет — и сразу становится разговорчивой, начинает смеяться, шутить.