Книга Обещай мне эту ночь - Сара Линдсей

Сделав еще несколько глотков, Изабелла отставила графин в сторону. Во-первых, он был уже пуст, хотя она, хоть убей, представления не имела, куда все делось. Во-вторых, в комнате стало невыносимо жарко. Иззи с трудом поднялась на ноги, помедлив, когда комната зашаталась перед ней, и обмахнулась ладонями. Она действительно слишком перегрелась. Внезапно ее осенила отличная идея — снять с себя платье. Тогда ей уже не будет так жарко, и, кроме того, радостно сообразила она, это прекрасный способ приступить к обольщению.

Оливия посоветовала ей надеть простое платье, которое легко снять. Такое заявление из уст младшей сестры поначалу смутило Изабеллу, но оказалось, что это было мудрое решение, потому что пальцы ее, похоже, совсем не слушались. Потратив около пяти минут на то, чтобы кое-как справиться с тремя пуговицами, скреплявшими полочки лифа, Изабелла в конце концов сбросила платье на пол. Поскольку корсет она не надела, следом туда же отправилась сорочка, оставив ее скандально не одетой и скандально не обеспокоенной на этот счет.

Изабелла расплела косы, распустив волосы, и танцующей походкой направилась к кровати. Она вскарабкалась на постель и скользнула под простыню, которую сбросил Джеймс, наслаждаясь прикосновением прохладного полотна к обнаженной коже. Обольщение, решила она, изумительно непристойное занятие. А впереди предстояло еще так много всего…

Глава 11

Вчера вечером в театре наиболее интересным представлением оказались скандальные выходки лорда Воксли. Лорд так напился, что вылез из своей ложи и, раскачиваясь на шторах, ревел и бил себя в грудь, как павиан. Однако шторы не выдержали веса лорда Воксли, и он свалился в собравшуюся внизу толпу. К счастью, никто не пострадал. Но я поняла, что люди ведут себя нелепо, когда много выпьют. Я имею в виду мужчин, конечно, потому что женщины либо слишком благоразумны, чтобы напиваться сверх меры, либо достаточно мудры, чтобы заниматься этим без свидетелей. Какие бы проказы ты ни вытворял, я надеюсь, что ты выпиваешь умеренно и не допускаешь такого обезьяноподобного поведения.

Из переписки мисс Изабеллы Уэстон, шестнадцати лет.

Письмо к брату Генри Уэстону о необходимости соблюдать умеренности при употреблении спиртных напитков.

Май 1794 г.

Джеймс Шеффилд был пьян. По правде говорящие просто пьян. Благодаря графину бренди, предусмотрительно припрятанному в нижнем ящике гардероба, он так напился, что свалился с ног, словно его ударили в челюсть. Короче говоря, он был мертвецки пьян. Но не настолько, чтобы не услышать голос Изабеллы, которая окликнула его.

Он был не настолько пьян, чтобы звук ее чуть хрипловатого шепота мгновенно не завладел его вниманием. Однако он был достаточно пьян, чтобы не удивиться ее присутствию в его постели среди ночи. Со времени ее первого бала Изабелла постоянно приходила к нему по ночам в его снах, потакая всем его горячащим кровь эротическим фантазиям, какие только мог изобрести его извращенный ум.

Джеймс приподнялся в постели, подперев голову ладонью. Даже от этого простого движения у него закружилась голова. Когда в глазах у него прояснилось, он увидел потрясающее зрелище: Изабелла лежала рядом с ним в постели — прекрасное начало для обещавшего стать еще более восхитительным сна.

Джеймс протянул свободную руку и накрутил на палец один из шелковистых локонов, каскадом ниспадавших на ее обнаженное плечо.

— Я так тебя ждал, — прошептал он.

— Неужели?

— Иногда мне кажется, что я ждал тебя всю жизнь.

Иззи вздохнула, глаза ее наполнились слезами.

— Ты же знаешь, что я всегда тебя любила, — прошептала Иззи.

Джеймс кивнул, готовый во сне признать истину, слишком мучительную для восприятия при свете дня. Он пристально рассматривал девушку, стараясь запечатлеть ее в памяти такой, какой она была в этот момент. Нежной и любящей, принадлежащей ему. Возможно, она всего лишь иллюзия. Но этот изысканный плод его отчаявшегося воображения — единственное, что будет поддерживать его одинокими ночами всю его дальнейшую бессмысленную жизнь. Более мудрый человек отверг бы ее, прогнал. Зачем терзать себя подобными соблазнительными видениями, которые никогда не осуществятся? Но когда дело касалось Изабеллы Уэстон, Джеймс не способен был здраво мыслить. Даже во сне. Он не хотел — просто не мог — полностью отказаться от нее. Ни теперь, ни потом. Никогда.

— Я хочу любить тебя сейчас, — сказал он ей, скользнув пальцами по ее плечу, и потянул за простыню, которую она придерживала руками. Иззи прикусила губу, и на мгновение ему показалось, что она откажет. Как удачно, однако, что это был всего лишь сон. Словно по сигналу Изабелла разжала руки, и простыня соскользнула вниз. Его ладонь двинулась дальше, и он пробежался тыльной стороной пальцев по плавной округлости ее груди. От этого прикосновения ее охватил трепет, мгновенно встретивший отклик в его теле. Кровь стремительно заструилась в жилах Джеймса. Но ему хотелось большего.

— Придвинься ближе, — попросил он. Хотя и с несколько настороженным видом, Изабелла в его сне начала подвигаться к нему, все ближе и ближе, пока тонкий аромат жимолости от ее волос не достиг его ноздрей. Как только она оказалась в пределах досягаемости, Джеймс обнял ее рукой и привлек к себе, опрокинув на спину. При этом он с удовольствием отметил, что простыня сползла еще ниже, обнажив тело девушки до пупкам жаль, что она не освободилась от чертова полотна совсем, но, может, это и к лучшему. Он еще не был готов овладеть ею, не готов был покончить с этой иллюзией, но ему становилось все труднее сдерживать требования своего тела.

Желание подгоняло его, побуждало отбросить проклятую простыню и погрузиться в манящую жаркую глубину ее тела. Овладеть ею быстро и яростно, а потом медленно и нежно. Пробежаться вниз по ее телу языком и ласкать губами, упиваясь ее мускусной сладостью. Джеймс судорожно вздохнул, напоминая себе, что не следует торопиться. Она была в его распоряжении до рассвета, и он не собирался потратить даром ни единой драгоценной минуты.

Опершись на локоть, Джеймс обхватил ладонью затылок Иззи и привлек к себе для поцелуя. Он жадно завладел ее губами, подхлестываемый и воспламеняемый ее стремительным пылким откликом. Он не мог насытиться ею. Ему хотелось проглотить ее целиком, сделать ее частью себя, раствориться в ней полностью, слиться с ней воедино.

Закрыв глаза, Джеймс принялся легкими покусываниями прокладывать дорожку вниз по ее шее, упиваясь солоноватым вкусом ее нежной кожи, ее учащенным дыханием, ее гортанным постаныванием, напоминавшим мурлыканье кошки. Ладонь его, словно действуя по собственной воле, обхватила ее грудь, отдавая ей свое тепло и наполняя его сердце радостью от ощущения ее близости. Под его пальцами сосок ее напрягся и затвердел, и рука его сжалась, исторгнув с ее губ приглушенный стон.

Джеймс поднял голову и открыл глаза, лукаво улыбаясь ей. Затем он опустил взгляд, и улыбка его угасла, сметенная всесокрушающей волной вожделения. Он судорожно сглотнул. У нее были изумительные груди. Просто великолепные, гораздо прекраснее, чем ему помнилось. А ведь он был уверен, что запомнил эти восхитительные груди до мельчайших подробностей — их форму, их полноту, их вкус, — но, очевидно, напоминание не было излишним.