Книга Меняю любовницу на жену - Марина Серова

Я совсем уже уходила, когда снова отложила неприятный момент и включила телевизор. Шли местные новости. Ничего в жизни не делается просто так, силам небесным было нужно, чтобы я затягивала свой выход. В новостях шла речь о том, что местное хореографическое училище справляет на днях юбилей. Я на всякий случай записала фамилии директрисы, ее зама, одного из педагогов, выступавших с восторженными рассказами о буднях и праздниках учебного заведения. Сама собой у меня выстроилась тема разговора с родными Веры Сусулич: я решила, что представлюсь журналисткой, собирающей материал для книги об ученицах хореографического училища.

Сусуличи жили в старом районе, откуда рукой подать до любого исторического места Питера, в доме, который помнил лучшие времена. Лет этак тридцать, даже пятнадцать назад проживание в таком доме было заветной мечтой очень многих. Дом и сейчас выглядел прилично, в нем только не было светского лоска, который присущ всем новым элитным домам, где просторные парадные с хрустальными люстрами и традиционными пальмами в кадках, дюжие молодцы с накачанной мускулатурой и тренированным телом да лифты с до блеска начищенными металлическими деталями и здоровенными зеркалами. Ничего этого в доме Сусуличей не было. Может быть, «новые русские» или бывшие партийцы еще не добрались до него, а может быть… Додумать я не успела, так как оказалась перед тяжелой дубовой дверью нужной мне квартиры. Медная табличка на дверях гласила, что именно здесь живет «товарищ Сусулич Владимир Борисович». Перед дверями лежал веселенький пестренький ковер, когда-то сшитый из разных кусочков ткани, а теперь сильно вытертый от длительного пользования.

Я нажала кнопку звонка и натянула на лицо приветливую улыбку. За дверью раздалось шарканье старческих ног, покашливание.

— Кого нужно? — спросил дребезжащий женский голос.

— Здравствуйте, я журналистка, Татьяна Иванова. Меня к вам прислали из хореографического училища, я собираю материал про учениц этого заведения, — громко и четко, чтобы меня услышали по ту сторону двери, произнесла я, чувствуя себя полной идиоткой. Представляю, как потешались соседи по лестничной клетке, я прямо затылком чувствовала их взгляды в дверных «глазках».

— Что-что? — переспросили меня за дверью.

— Здравствуйте, я журналистка, Татьяна Иванова, меня к вам прислали из хореографического училища, я собираю материал, — сатанея и начиная ненавидеть старуху за дверью, повторила я.

Ситуация напоминала мне мультик «Трое из Простоквашино». «Кто там?» — говорит галчонок. «Это я, почтальон Печкин. Принес заметку про вашего мальчика»…

Наконец дверь распахнулась, и на меня с любопытством уставилась старушенция деревенского вида в огромном клеенчатом фартуке, белом платке в мелкий горошек на голове и в огромных очках, дужка которых была перемотана синей изолентой.

В первую минуту я подумала, что ошиблась. Старушка, представшая передо мной, никак не походила на жену бывшего партийного работника. Прислугу такого вида давно уже никто в приличных домах не держит, на мать одного из хозяев квартиры она также не тянула.

— Простите, это квартира Сусуличей? — на всякий случай переспросила я.

— Их, их, — кивнула старушка, — только никого дома нету, они на даче, — пробормотала она, впуская меня внутрь. Ага, значит, все-таки домработница. В далекие социалистические времена среди большого начальства было модно держать в доме прислугу из деревни. Смычка города и деревни, так сказать.

Домработница провела меня внутрь просторной квартиры с пятиметровыми потолками и вычурной лепниной на них в виде колосьев, пятиконечных звездочек, серпов и молотов в духе середины прошлого века. В гостиной стоял круглый стол, накрытый плюшевой скатертью с золотистой бахромой. На стенах висели картины в тяжелых золоченых рамах, традиционная для пятидесятых горка, наполненная хрусталем, стояла в углу. Для завершения цельности интерьера не хватало комода с традиционными слониками, якобы приносящими счастье. Ну прямо не квартира, а музей образцового коммунистического быта, только портретов вождей не хватает на стенах.

— Я хотела бы узнать о Вере Сусулич, как сложилась ее судьба, — попыталась я объяснить цель своего визита.

Конечно, я понимала, что древняя старушенция — не совсем достоверный источник информации, но ждать возвращения семейства с дачи мне было недосуг.

— Верочка? Померла Верочка, годков уж этак десять как, — прошамкала бабуля, усаживая меня за круглый стол. — Чаю откушайте с плюшками, свеженькие, — предложила она.

— Нет, спасибо, мне бы альбом посмотреть, что-нибудь узнать.

— Анбом? — смешно коверкая слово, спросила она. — Анбом я дам, толстый, красивый такой, плюшевый, с ангелочками.

Бабуля скрылась в другой комнате и через минуту принесла здоровенный зеленый альбом в бархатном переплете с амурчиками, целившимися из лука, их старушка и прозвала ангелочками. Альбом был старинный, за такой любители древностей наверняка отвалили бы приличную сумму. Интересно, как он оказался в семье бывшего партийного работника?

На первых страницах шли фотографии прадедов и дедов Веры Сусулич, потом ее родителей и наконец самой Веры. Толстощекая улыбчивая кареглазая девочка с льняной косой, перекинутой через плечо. Верочка идет в первый класс, Верочку принимают в пионеры, Верочка вступает в комсомол, Верочка в училище, Верочка — невеста… и все, дальше фотографий не было. Нет, когда-то они были в этом альбоме, на плотных листах сохранились следы. Почему-то родители Веры уничтожили эти фотографии. Почему?

— А где остальные фотографии?

— А я почем знаю? — удивилась бабулька. — Варвара Ильинишна мне не докладывают. Как Верочка померла, так Варвара Ильинишна все карточки убрала. Куда дела, мне про то неведомо. Наше дело маленькое, убирай да подноси. Неужто нас спрашивать будут? — проворчала она, беря в руки одну из фотокарточек. Произнесла жалостливо: — О-хо-хо-нюш-ки, такая девка справная была, да только не за того мужика пошла. Сам-то, отец Верочки, против был, ругался, а все Ильинишна. «Это девочкина жизнь, пусть она и выбирает», — передразнила старуха хозяйку. — А сам-то тогда в силе был, антомобиль кажный день, паек, в Смольном работал, большим человеком был, и мы при ем не самые последние, — старуха погрузилась в воспоминания о прошлой жизни своих хозяев.

— А что случилось-то? — обратилась я к ней, понимая, что от одиночества бабуля не прочь посудачить про жизнь своих работодателей, которые уже давно стали ее семьей.

— Что-что… Все танцульки дурацкие! Где же это видано, чтобы голые девки ногами перебирали в таких прозрачных платьях? Вот от этого весь беспорядок, страх и стыд потеряли. Верочке уже много лет-то было, подружки замуж, замуж, а она все перебирала, ей королевича вынь да положь. Сам-то серчал, водил своих, из приличных-то, да все без толку. Так Верочка сама где-то нашла. Только виданное ли дело, чтоб мужик моложе жены был, да еще такой хорошенький? Сам-то, когда узнал, хотел Лексея с лестницы спустить. Верка повыла бы маленько да забыла бы его. Куда там! Все мать — набаловала девку.