Книга Городской роман - Ольга Дремова

– He-а, не было бы, – мотнула головой Алена.

– Так уж и ни одного? – комично сдвинула брови Марьянка, перекусывая нитку и отпуская подол платья.

– Ни одного, – подтвердила Алена, – тем более сейчас.

– А что у нас сейчас такого необыкновенного произошло? – Марьяна в последний раз одернула на невесте юбку и поправила перед зеркалом собственную алую ленточку.

Алена, многозначительно закусив губу, молчала. Марьяна перевела взгляд, встретившись с подругой глазами в отражении. Несколько секунд они не отводили друг от друга глаз, пока наконец Марьянка не спросила, подивившись собственной догадке:

– Да ты что? Правда?

Алена, слегка улыбнувшись, кивнула головой.

– И когда?

– К середине августа, – сказала она и тут же поспешно добавила: – Но ты никому не говори, пожалуйста. Об этом только ты знаешь, больше никто, даже Ванька и мама не догадываются.

– Линек! – пушистые рыжие ресницы Яны захлопали чаще обычного. – Ну ты дала стране угля! – потрясенно произнесла она. – А почему ты не хочешь своим сказать?

– Пока не время, – качнула головой та.- Вот когда первое УЗИ будет, тогда и скажу.

– А ты мальчика хочешь или девочку? – Яна улыбнулась, и от этого ее рыжие веснушки заплясали.

– Мне все равно, главное, что он наш будет, – ответила Лена.

Смех и крики молодежи раздавались почти у самых дверей. Бедный Ванька уже платил за каждый сделанный шаг; его шафер, Николай, долговязый добродушный брюнет в темно-синем вельветовом костюме, вместо него читал стихи и стоял на руках, но девчонки держали оборону, словно за их спинами была не маленькая комната невесты, а по крайней мере Сталинград.

– Только смотри, ты мне обещала, никому, – еще раз попросила Алена.

– Да что ты, я никому не скажу, даже когда он родится, – клятвенно заверила ее Марьяна. – Ну все, Линек, сейчас нервы Ваньки не выдержат. – Она слегка стукнула согнутым пальцем в дверь, подавая сигнал девчонкам, что невеста готова и что оборону можно сдавать, но было уже поздно. С криком «Ну все, я иду на таран!» Ванька нажал на дверь плечом и, не получив ожидаемого сопротивления, попросту упал в комнату, чуть не сбив собственную невесту.

* * *

Представителей старшего поколения на свадьбе ребят было не много. Со стороны Ивана должен был прийти кто-то из родителей, кто конкретно – Ваня до последней минуты не знал, но совесть его была чиста, потому что приглашены были оба. А со стороны Алены была одна Светлана, зато во всех лицах. Отца Лена видеть не захотела, обида за то, что он позволил себе за последние несколько месяцев была так велика, что даже если бы вспомнил о существовании дочери и набрал номер ее телефона, то о дне своей свадьбы она и не заикнулась бы.

Из родных Аленка пригласила только бабушку Еву, которую действительно хотела увидеть, но здоровье женщины было не ахти, поэтому в том, что она придет, не было никакой уверенности.

Родной брат Светланы, Максим, как всегда, бороздил мировые просторы. Вот уже полтора года он был вместе со своей женой Алиной где-то в Африке, работал переводчиком при российском посольстве, а оттуда его грозились перебросить в Бангладеш, поэтому звать его на торжество было делом абсолютно пустым. Узнав о свадьбе племянницы, он отправил телеграмму с поздравлениями, на что Аленка заметила, что лучше бы он прислал свою фотографию, потому что она уже стала забывать, как выглядит ее родной дядька.

Единственным толковым помощником для Светланы оказалась незаменимая Александра, которая жила двумя этажами ниже Нестеровых и знала эту семью еще с того времени, как они вместе жили в Черемушках, то бишь лет пятнадцать, никак не меньше, по крайней мере Володька вырос практически у нее на руках.

Все остальные приглашенные были не старше двадцати трех лет и знали друг друга либо по институту, либо еще со школьных времен. Четверо друзей Ивана, в том числе и Николай Тихомиров, свидетель и тамада одновременно, и пять Аленкиных подружек с огненно-рыжей Марьянкой во главе, – вот и все общество. Насколько подвижной и шумной была Марьяна, настолько неповоротливым медвежонком выглядел Николай, которому с первого взгляда приглянулся этот золотой неудержимый шарик, хмыкавший в его сторону и называвший его «двумя метрами несчастья».

До загса было всего ничего, но идти туда пешком было как-то непредставительно, поэтому к окнам невесты Иван подогнал чуть ли не целый автопарк, переживая, хватит ли места всем. Вопрос этот был крайне важен, потому что после регистрации намечалась, как и полагается по всем правилам, большая прогулка по Москве, и попадать впросак из-за такой мелочи, как нехватка посадочных мест, Ивану вовсе не хотелось, поэтому, перестраховавшись, он заказал на одну машину больше, так, на всякий случай.

Любой русский человек знает, что опоздать – дело святое, пусть даже и на собственную свадьбу, но каждый знает и то, что больше всего шансов совершить подобный промах имеет тот, кто находится к месту встречи ближе всех. Эта необъяснимая русская манера запрыгивать в последнюю дверь последнего вагона уходящего поезда, видимо, имеет глубокие национальные корни, она настолько вросла в представителей славной нации почти поголовно, что осела где-то глубоко на генном уровне, передаваясь из поколения в поколение и являясь неотъемлемой частью широкой русской души.

Когда машина подъехала к дверям загса, до регистрации оставалось не больше десяти минут, и предыдущая пара уже слушала торжественно приподнятые поздравления за золочеными створками парадного зала. Больше всех суетился Ванечка, бестолково перебегая от одного к другому и задавая массу никому не нужных вопросов, зато его двухметровый помощник стоял и, не отрываясь, спокойно созерцал рыжее море Марьяшкиных веснушек.

Как выяснилось, на свадьбу прибыли оба родителя Ивана, причем каждый из них держал под руку свою половину, усиленно улыбаясь и в упор не замечая друг друга. Зрелище было столь комичным, что в другое время Иван непременно заметил бы это, но сейчас он слишком волновался, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Светлана и Александра держались несколько в стороне, не желая нарушать стройные ряды молодежи, но в последнюю минуту Иван с Аленкой заставили их занять самое почетное место, рядом с женихом и невестой, сразу напротив дверей в зал, которые должны были открыться с минуты на минуту.

Иван переживал так, что на нем не было лица: руки его мелко дрожали, а ладони были холодными и влажными. По всему его телу и даже по щекам пробегали беспокойные мелкие мурашки, а во рту было сухо, словно в пустыне в раскаленный полдень. Аленка, наоборот, выглядела спокойной и уверенной, как будто свадебный марш сегодня должен был прозвучать не для нее, а для кого-то другого.

По правую руку от нее стояла ее любимая бабушка Ева, держа голову по своему обыкновению прямо и решительно, а в глазах ее сияла такая гордость за любимую внучку, что для Аленки это было, пожалуй, самым дорогим подарком на свадьбе. Зная, каких трудов стоило бабушке добраться до загса, Алена была благодарна старой женщине вдвойне, держа ее узкую сморщенную кисть в своей и время от времени бросая на нее признательные взгляды.