Книга Большая реставрация обеда - Иржи Грошек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот сволочь! – с восхищением выругалась Вендулка.
– Я думаю, – заметил трактирщик, пряча полупустую бутыль обратно, – что лучше теперь подойти к монастырю с наветренной стороны. Иначе монахи нас за версту учуют.
– Не нас, а тебя! – возразила Вендулка. – Воняет как из преисподней!
– Не знаю, не сравнивал, – съязвил трактирщик. – Однако тут наблюдается устойчивая тенденция: чем крепче винцо, тем слаще благоухание.
– Мы еще долго будем разглагольствовать?! – не выдержал я. – Нам надо засветло попасть в монастырь.
– Ну, это раз плюнуть, – заверил меня трактирщик. – Монастырь очень большой, так что не промахнемся… Следуйте за мной!
И снова двинулся по тропинке, горланя дикую песню:
Под щебетанье пташек
Нам весело идти!
У Мэри был барашек[19]—
Попробуй отвинти!
Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!
Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!
Парабам-бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум!
Бум-бум! Бум! Бум!
Папашка строгих правил,
Чтоб Мэри соблюсти —
Барашка ей поставил
На пояс верности!
Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!
Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!
Парабам-бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум!
Бум-бум! Бум! Бум!
Могучий был мужчина
Папашка и дебил!
Как раз перед кончиной
Барашек закрутил!
Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!
Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!
Парабам-бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум!
Бум-бум! Бум! Бум!
Концы отдал папаша,
Христос его прости!
А замуж Мэри нашей
Не выйти, не зайти!
Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!
Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!
Парабам-бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум!
Бум-бум! Бум! Бум!
Такая вот промашка,
И что тут говорить?!
Никто не мог барашка
Обратно открутить!
Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!
Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!
Парабам-бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум!
Бум-бум! Бум! Бум!
И женихи кружили,
Как стая воронья!
А в сорок – положили
На девственность ея!
Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!
Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!
Парабам-бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум!
Бум-бум! Бум! Бум!
Уж никому не надо
Подобной красоты!
Такая вот баллада
Про Мэри и болты!
– Парабам-бум-бум! – закончил свою песню трактирщик, споткнулся и рухнул на тропинку.
Да так, что земля задрожала, а с ближайших деревьев стали облетать листья.
– Вот и осень, – заметил трактирщик. – Пора сеять озимые…
Однако он не успел поделиться планами сельскохозяйственных работ, потому что вместе с мешками поехал в кусты, влекомый неведомой силой.
– Прощайте! – вякнул напоследок трактирщик и скрылся. – Не поминайте лихом! – послышалось из-за деревьев.
Исчезновение нашего провожатого отличалось внезапностью, словно черти его похитили, дабы покуражиться. И теперь из леса доносились жалобные вопли и стенания, как будто трактирщика жарили на медленном огне, а хруст валежника только усиливал это впечатление.
Тогда Вендулка подобрала дубину, что обронил трактирщик, и, подгоняемые любопытством, мы поспешили на звуки агонии, чтобы полюбоваться картиной страшного суда. Ибо слаб человек и падок на безобразные зрелища!
Наш провожатый отыскался метрах в тридцати от тропинки, связанный по рукам и ногам. Бедный трактирщик жалобно стонал, а рядом с ним стоял здоровенный монах и наслаждался видом поверженного противника.
– Присоединяйтесь, – сказал нам странный монах и пнул трактирщика, словно колоду. – Попался, стервятник?!
– Неисповедимы пути Господни, – посетовал трактирщик.
– Как бы не так! – возразил монах. – Наша встреча была предначертана! Ведь я силки на тебя поставил еще в воскресенье!
Вендулка подумала и собралась от души треснуть монаха дубиной, но тот почуял неладное и погрозил ей пальцем толщиной с оглоблю.
– Не женское это дело, – чинно сказал монах. – Не богоугодное!
– И бесполезное, – со вздохом подтвердил трактирщик. – Только дубина сломается. Разрешите представить нашего друга… Поп-расторгуй!
– Расстрига! – поправил трактирщика странный монах. – И не друг я тебе, а кара небесная! Так что – лежи спокойно!
Однако неугомонный трактирщик продолжал возмущаться.
– Это каждый дурак сможет, – выговаривал он монаху, – накинуть веревку и дернуть, словно разбойник. Когда неподготовленный, в общем-то, человек идет себе лесом и песни поет. А ты в чистом поле за мной погоняйся!
– Делать мне больше нечего, – усмехнулся монах, – как, задрав на себе рясу, по полю бегать. Вдобавок от подобного зрелища нет никакой назидательной пользы. Ибо страшен диавол в кривляниях своих!
– Сволочь! – выругался трактирщик, пытаясь освободиться.
Однако его усилия ни к чему не привели.
– Что же ты ругаешься как извозчик? – усмехнулся монах. – Разве тебя не учили вежливости?
– Я человек культурный, но малограмотный, – ввернул трактирщик. – То есть все понимаю, а возразить не могу! Потому что у нас, простолюдинов, слова всегда сопровождаются жестами. А когда руки связаны, я культурно беседовать не могу.
– Ну, хорошо! – смилостивился монах. – Сейчас я возьму свою десятину и тебя освобожу.
С этими словами он расстелил на земле дерюгу и принялся вытряхивать на нее съестные продукты из мешков трактирщика. Мы же с Вендулкой были тут в роли немых наблюдателей, потому что никто не искал в нас поддержки или сочувствия.
– Негусто, – со вздохом сказал монах, разглядывая припасы.
Тут он принялся делить продукты, забирая себе только деликатесы. «ВО-ПЕРВЫХ – СВИНОЙ ОКОРОК, ДАЛЬШЕ – КОЛБАСКИ И ЧУДЕСНО ИЗГОТОВЛЕННЫЕ ПОТРОХА, ВО-ВТОРЫХ – МЯГКИЙ СЫР, МОРС, УЛИТКИ, ЧТО БЫЛИ ЗАГОТОВЛЕНЫ ТРАКТИРЩИКОМ ПО ШТУКЕ НА БРАТА, ПЕЧЕНКУ, ЯЙЦА В ГАРНИРЕ, РУБЛЕНЫЕ КИШКИ, ГОРЧИЦУ И ВИНЕГРЕТ…»
– Грабят, – подытожил трактирщик. – С особым цинизмом! Вдобавок нагло рассуждают о десятине, а забирают добрую половину! Можно сказать, две трети!
– Все согласно прейскуранту, – пояснил трактирщику странный монах. – Ибо! За прошлую неделю я десять раз молился за здравие Корнелия Трималхиона и только единожды за упокой, когда сильно проголодался. Был такой грех, не спорю! И поэтому оставляю братьям в монастыре мешки, бобы и макароны!
