Книга mASIAfucker - Илья Стогов

Помимо меня по зданию читинского вокзала слонялся лишь пожилой англоязычный кришнаит. Бритая голова. Сзади — хвостик вьющихся светлых волос. На шее — бусы. В руках — дорогая travel-сумка и ноутбук.

Из Узбекистана мне удалось вывезти приблизительно $300. Пребывание на Сахалине обошлось еще в $14. Плюс за $190 были куплены билеты на самолет до Петербурга. Итого оставалось $96.

Исходя из этой суммы, мне предстояло добраться из Читы до Новосибирска. Как выяснилось, Новосибирск отстоял от места, где я сидел, на три дня пути. Покупая билеты с пересадкой, я не думал, что здесь все настолько далеко друг от друга.

Пункты обмена валюты если и существовали некогда в Чите, то к моменту моего появления вымерли, так же как чуть раньше вымерли местные мамонты. Последние доллары мне пришлось поменять у постового милиционера, охранявшего выход на перроны. Пытаясь сбить курс, он отчаянно торговался.

Потом я пил кофе в вокзальном буфете. Это был плохой кофе, зато я знал, что до места, где продают хороший, уже недалеко.

За мой столик подсел очень толстый мужчина в аккуратной стрижке. Он повертел в пальцах ключи от машины и спросил, куда мне нужно ехать.

— Никуда. Я только приехал.

Мужчина помолчал и задал тот же вопрос еще раз. Я честно объяснил ему, что устал от парней вроде него. Хочу побыть один. Не надо ко мне лезть. Тем более с утра, ладно?

— А все-таки куда?

— Хорошо. Уломал. В Новосибирск.

— На поезде поедешь?

— Наверное.

Мужчина подробно, с перечнем промежуточных остановок, объяснил мне то, что имел в виду.

Из того города, в котором сижу я, поезда в Новосибирск ездят два раза в неделю. А из соседнего Иркутска (несколько часов на машине) — ежедневно. Сам мужчина как раз собирается перегонять в Иркутск свою машину. Ему нужен попутчик. Денег за поездку он возьмет с меня минимум. Меньше стоимости железнодорожного билета. Просто потому, что ему не хочется в одиночку ехать через Бурятию.

— А что там, в Бурятии?

— Был когда-нибудь?

— Не доводилось.

— Правильно, что не был. И не суйся туда.

— Что так?

— Нечего русским там делать. Злые они.

— Знаете, сколько злых людей я видел за последнее время?

— У нас здесь казачий город. Никто тебя не тронет.

— А там?

— Сам смотри. Можешь, конечно, сунуться к ним в одиночку. Только имей в виду: мы их здесь гоняем, а там… там — их земля. Один пропадешь.

— Такие злые? Мне казалось — спокойный буддийский народ.

— Ага. Буддийский. Рожу тебе будут бить спокойно и неторопливо.

Я подумал над тем, что сообщил симпатяга-водитель. Принимать решение с утра… хуже нет.

Я допил кофе и выкурил сигарету. Вокруг орали красноносые сопливые дети. Любящие отцы говорили первенцам: «Саня! Хули ты орешь? Поджопник захотел?» Трудно поверить, но из таких вот детей и вырастают огромные сибирские мужики.

Читинские девушки носили брючки, как у Бритни Спирс: приспущенные на бедрах. Бедра красоток были уродливы. Спросите меня, и я ни за что не вспомню ни единой песни Бритни Спирс. Зато в брючках, как у нее, ходят даже на границе с Монголией.

Я не стал сопротивляться. Я уточнил, сколько именно денег водитель хочет взять с меня за проезд до Иркутска, выкурил еще одну сигарету и сказал, что согласен поехать с ним.

Через сорок минут мы выехали за деревянные окраины казачьего города Читы.

2

Водитель сказал, что я могу называть его Геной. Болтал он без остановок. Возможно, Гене казалось, что за оговоренную сумму он обязан развлечь меня светской беседой.

Мне общаться не хотелось.

Я думал о том, что современное мне общество продвинулось настолько, что каждый его член может вообще никогда в жизни не встречаться с остальными членами.

Почему нет?

Вот, например, я. Я журналист… вернее, был журналист, до того как уехал из дома… и, скорее всего, буду, когда вернусь… на жизнь я зарабатываю оптовой продажей слов.

Из этих слов я, не выходя из дому, могу налепить абзацев и отослать их редактору по электронной почте. А редактор переведет мне заработанные бабки на credit-card. По ночам, когда улицы пусты и нет прохожих, я могу ходить в 24-часовой универсам через дорогу. Чувствовать себя оторванным от жизни мне не даст телевизор.

Эрго: единственным живым человеческим лицом, которое увижу я в своей жизни, будет лицо продавщицы.

Впрочем, продавщица — это не совсем человек.

Вместо того, чтобы заводить жену, можно заплатить $8 проституции. Ерунда, что барышня лицом похожа на лошадь и на ногах не стоит от героина. Зато, кроме $8, она ничего от вас не попросит. Вообще ничего! А если захочется еще и тепла, можно завести себе попугайчика.

Вроде бы именно этого ты и хотел. Но в ту минуту, когда ты наконец остаешься один, ты понимаешь, что не в состоянии вынести одиночество. Просто человек так устроен: ему плохо быть одному.

И через всю Азию ты возвращаешься туда, откуда недавно мечтал уехать. Совершаешь множество странных поступков — лишь бы быть с теми, кого ты меньше всего хотел бы видеть рядом с собой.

3

Облака над Бурятией были похожи на полупустую банку соленых огурцов. Они болтались ровно над головой и отбрасывали на землю столь четко очерченные тени, что под ними можно было прятаться, как под зонтиком на пляже.

За открытой форточкой моего автомобиля лежал самый слабозаселенный участок планеты. Дорога шла по холмам, поросшим редкими березками.

Староверские деревни, где, если вы попросите воды, вам, конечно, принесут попить, но потом разобьют чашку, которой вы касались… Брошенные поселки золотоискателей… Разрисованные бегущими оленями утесы.

Восемьсот лет назад здесь родился Чингисхан. Триста лет назад здесь жили русские драгдилеры, гнавшие на запад экзотический допинг под названием «чай». А двадцать тысяч лет назад здесь не было ничего. И через двадцать тысяч лет — тоже ничего не будет… даже раньше.

Гена продолжал говорить:

— У меня друзья были — буряты. Не разлей вода. Со школы дружили. А как Союз развалился — началось. Как-то пьем, а они мне: «Генка, однако, уезжать тебе скоро отсюда нужно».

— Откуда «отсюда»?

— Ну, из Сибири. Из Прибайкалья.

— Уезжаешь?

— Перебьются. Ты вот знаешь, что раньше только донские и наши, забайкальские, казаки могли носить на штанах красные лампасы?

— А остальные?

— Остальные носили синие.

— Красные — это лучше, чем синие?