Книга Новые записки психиатра, или Барбухайка, на выезд! - Максим Малявин

Выйдя на лестничную площадку, Андрей понял: что-то вокруг неуловимо изменилось. Вроде бы все на месте, но другое. Чужое, враждебное. Тени чуть более резкие, переходы цветов неестественные, но главное — запах страха и ожидания беды. Он не исчез и на улице; напротив, густо повис в холодном воздухе. Прохожие на улице, продавцы в магазине — все продолжали как ни в чем не бывало заниматься своими делами, и это только усиливало ощущение их чужеродности, ненатуральности. Но отчего же ему так страшно?

Вернувшись из магазина, Андрей плюхнул коту в миску его наркотик, а сам метнулся за компьютер. И вовремя: по Зоне объявили предупреждение о выбросе. А за окном завыла сирена. Вот тут-то до него дошло: все, игры кончились. Выброс энергии из сердца Зоны накроет город, и все жители превратятся в зомби. Надо срочно что-то предпринять. Антидот! Метнувшись к шкафчику с лекарствами, Андрей достал галоперидол: раз голоса глушит, то и от зомбирования должен помочь. Что еще? Ах, да, ванна. Набрал, залез. С головой, только трубку для дыхания оставил.

Вот только у кота были свои соображения относительно гражданской обороны. Он как раз закончил вылизывать миску и пришел выразить хозяину свое бесконечное «мур-р». А тот решил водолаза изобразить. Ну да ладно, нежно мурчать мы умеем и с бортика… только он, зараза, скользкий… ХОЗЯИН!!! ОТСТАВИТЬ ПОГРУЖЕНИЕ НА ПЕРИСКОПНУЮ ГЛУБИНУ, ЮНГУ В ГАЛЬЮНЕ ЗАБЫЛИ!!!

Пришедшие с работы родители застали захватывающую картину: по мокрым полам квартиры, лихо пробуксовывая когтями на поворотах, несся мокрый всклокоченный Барсик, проигрывая некоторое расстояние собственным глазам-плошкам — те, судя по форе, дали низкий старт мгновением раньше. Следом, в маске ныряльщика с трубкой на отлете, повторяя пробуксовку на поворотах с несколько меньшей грацией (когтями не вышел) мчался Андрей. Квартиру потряс вопль: «БАРСИК, СКОТОБАЗА, ИЗ-ЗА ТЕБЯ Я ТЕПЕРЬ ЗОМБИ!!! ВЕРНИ МНЕ ДУШУ, СВОЛОЧЬ!!!» Вздохнув, отец пошел ловить зомби, а мать — вызывать спецбригаду.

Семидесятидвухлетний пациент, которого бабулька привезла, чтобы избавить от жесточайшего похмелья, полтора часа, лежа под капельницей, заигрывал с процедурными медсестрами и утверждал, что он еще о-го-го. На что те ему возражали, что он все перепутал, и на самом деле он иго-го или буга-га.

Даю установку!

Обилие способов, коими пытаются разлучить человека с чаркой, говорит об одном: единственно верного средства еще не нашли. Патроны, гильотина и глухое ушивание пищевода не в счет: слишком радикально, минздравсоцразвития не одобрит. Опять же, нет такого способа, чтоб полечился — и снова обрел чувство меры, вкуса, такта и бонус в виде житейской мудрости. Нет уж, дорогой гражданин алкоголик, или пьем, или лечимся. Есть, правда, отдельные товарищи, утверждающие, что им ведомы методы, разработанные в тайных лабораториях ГРУ и опробованные сначала на коварно споенных агентах иностранных разведок, а затем и на членах правительства: мол, три рюмки — и как отрезало. Ну, не мне судить, что там кому отрезает после трех рюмок, но способ заработать неплохой, согласен.

Процедура снятия алкогольной интоксикации — процесс небыстрый, вдумчивый и не лишенный некого философского подтекста. Не буду даже пытаться примерно подсчитать, сколько за время работы было выслушано торжественных клятв алкоголика: «Какой же я (нужное вставить)! Да чтобы я еще раз (нужное вставить)! Да ни в жизнь! Да я вам (нужное вставить) клянусь, и чтоб меня (нужное вставить), если я нарушу этот свой святой обет!» Гораздо интереснее расспрашивать пациентов, кто как раньше кодировался, можно узнать много нового, поучительного, делающего врачебный кругозор не хуже по охвату, чем у бешеной совы. Запомнились несколько особенно экзотических способов.

Одного товарища взялся вылечить шаман вуду по имени Вася. Мне даже его фотографию из газеты показали. Глядя на цвет кожи, шевелюру и толщину губ, я понял, что либо сам безнадежно отстал, либо вудуизм ушел далеко вперед, за рамки расовых и культуральных предрассудков: такую типично русскую наружность еще поискать нужно. С другой стороны, чем лоа[47]не шутят, вдруг и вправду великий белый шаман. В целом, как я понял, обряд был проведен честь по чести, с изготовлением куклы, соло на тамтаме (фанера, конечно, но где сейчас в средней полосе найти приличный негритянский ансамбль песни и пляски?) и протыканием кукле горла длинной иглой. После чего в лицо мужику дунули каким-то порошком с ладони и пообещали, что теперь он пить окаянную больше не сможет, а если все же осмелится — ему же хуже, помрет и станет зомби. Как вы сами понимаете, чтобы остановить нашего соотечественника, решившего выпить, требуется все же нечто большее, чем игла в горле у какой-то куклы, тут нужна вентильная заслонка на всю глотку. Выпить он, конечно, выпил. Потом вспомнил про перспективу зомбификации и выпил еще. В итоге до нас он добрался под конвоем супруги, которая заявила, что или он после капельницы начинает трезвую жизнь, или она применяет фамильную скалку и просит шамана Васю довести дело до конца: на даче ей сгодится и зомби, толку от него всяко больше.

Другой страдалец пытался завязать под чутким присмотром экстрасенса с таким списком регалий и перечнем академий, где его действительно считают членом, что само по себе его оглашение уже способно было вогнать человека если не в кататонический ступор, то в гипнотический транс уж точно. Метод был в целом прост: маэстро шептал над водой, а пациент ее пил, и так каждый день, в течение недели. Все бы ничего, но за раз полагалось выпить трехлитровую банку. Видимо, тем самым предоставлялась возможность напиться раз и навсегда. Возможности хватило месяца на три. Ну, и то хлеб.

Над третьим колдовала бабка — говорили, у нее особо сильный мордовский приворот. Мужик даже захватил с собой диктофон: одному, что ли, такое счастье; если все получится, он и зятя с шурином облагодетельствует. Бабка долго нарезала круги, шептала и плевалась, грозила клюкой, а под конец провела по лбу и щекам холодной и сырой куриной лапкой. Прислушиваясь к ощущениям охреневшего от неожиданности организма, мужик пришел к неожиданному выводу: а пить-то и в самом деле не хочется! Отшептала, ведьма антикварная! Через неделю опыт повторили на шурине, только шептал ему на ухо диктофон, а лапкой (в магазине смотрели как на сироту казанского, отдали даром и норовили подать Христа ради) по лбу и по щекам водил новоиспеченный трезвенник, за что чуть было не был бит, с подробными рекомендациями, куда ему этот хладный девайс надлежит инсталлировать. Но ведь сработало! Шурин ходил задумчивый и тихий и к вечеру был вынужден признать, что нет, не тянет, хоть ты тресни! Еще через неделю отловили зятя (чтобы не позориться, лапок купили полкило) и торжественно сунули ему диктофон под ухо: исцеляйся, мол. На первой фразе из диктофона тот сделал очень большие и круглые глаза, потом стал нервно подергиваться (мужики толкали друг друга в бок — эвон как его разобрало, болезного!), но стойко держался до последнего, потом сполз с кресла и долго бился в истерике. Когда смеяться уже не было сил, он, постанывая, спросил, где они нашли такую страшную матерщинницу. Оказалось, что эрзянский для зятя — родной, и в течение всего монолога он наслаждался цветистыми родными оборотами, пытаясь понять, кого же так залихватски крыла бабка: пациента или зеленого змея. Судя по некоторым особо красочным местам в монологе, все же пациента. Вновь прислушавшись к организмам, мужики пришли к выводу, что не так уж и силен этот мордовский приворот и что это дело надо срочно отметить.