Книга Отец Кристины-Альберты - Герберт Уэллс

Было совершенно ясно, что она не верит в его возвращение.

— Я бы все сделала… — начала она.

Кристина-Альберта и Пол Лэмбоун переглянулись.

— Это все меняет, — сказала Кристина-Альберта. — Что будем делать?

5

Лэмбоун последовал за Кристиной-Альбертой в студию и тотчас опустился на простенький диван, который на ночь превращался в кровать мистера Примби. Диван заскрипел и покорился. Лэмбоун уставился в пол, размышляя.

— Этот вечер у меня не занят, — сказал он. — Ничем.

— Сидеть здесь и ждать его бессмысленно, — сказала Кристина-Альберта.

— Я всеми фибрами чувствую, что пройдут часы и часы, прежде чем он хотя бы подумает о возвращении.

— А тем временем может натворить что угодно! — сказала Кристина-Альберта.

— Выкинуть любую штуку, — сказал Лэмбоун.

— Да, любую, — сказала Кристина-Альберта.

— Три, — сказал Лэмбоун и взглянул на свои часы. — Теперь почти пять. Вам не известно какое-либо место, Кристина-Альберта, где мы в первую очередь могли бы его поискать? Где, собственно, нам следует его искать?

— Но вы отправитесь его искать?

— Я к вашим услугам.

— В уговоре этого не было.

— Но я хочу! Конечно, если вы не будете идти слишком быстро. Я чувствую, что мне следует это сделать.

Кристина-Альберта встала перед ним, уперев руки в боки.

— Держу пари, пять против одного, — сказала она медленно, — что он пошел в Букингемский дворец и потребовал аудиенции… Нет, не так. Он предложит дать аудиенцию королю, своему вассалу. Он все утро только об этом и говорил. А тогда… наверное, его посадят под замок и проверят, не душевно ли он больной.

— Хм, — сказал Лэмбоун и смирился перед неизбежным. — Так пошли к Букингемскому дворцу. Немедленно, — сказал он и побрел в сторону двери. — Возьмем такси.

Они поймали такси на Кингз-роуд. Кристина-Альберта не принадлежала к классу разъезжающих на такси, и на нее произвела впечатление мысль, что все-все тысячи разъезжающих по улицам такси готовы выполнять распоряжения Лэмбоуна. Согласно этому распоряжению, такси высадило их у подножья памятника королевы Виктории, который жестикулирует перед Букингемским дворцом, и они встали рядом, оглядывая дворец.

— У него вполне обычный вид, — сказал Лэмбоун.

— Но вы же не думали, что он его покорежит? — сказала Кристина-Альберта.

— Если он что-то устроил, его убрали бесследно. Этот флаг, по-моему, означает, что его величество сейчас дома… так что нам делать, хотел бы я знать.

Он растерялся. Эмоциональная атмосфера этой широкой площади слишком уж отличалась от эмоциональной атмосферы его квартиры или Лонсдейлского подворья. В квартире и в подворье от него требовалось действовать, а здесь от него требовалось не бросаться в глаза. Он инстинктивно всегда соблюдал корректность. Мимо проехал автомобиль — красивый, большой, сверкающий «непьер», и ему почудилось, что пассажиры поглядели на него, словно узнав. Он ведь был теперь известен множеству людей, и его вполне могли узнать. У себя в квартире, в студии Лонгсдейлского подворья он мог без опаски общаться с Кристиной-Альбертой, но теперь в этом заметном месте, в чрезвычайно заметном месте, он вдруг осознал, что он и она не совсем гармонируют — он, закончено светский человек, корпулентный, величественный, зрелый мужчина, светский до кончиков ногтей, и она, такая юная на вид, в чересчур короткой юбочке и в шляпе, точно шляпка черного гриба, нахлобученной на короткие волосы. Люди могли счесть их странной парой. Люди могли спросить себя, что свело их вместе и какие он имеет на нее виды.

— Полагаю, мы должны спросить кого-нибудь.

— Кого?

— О… одного из часовых.

— Но можно ли обращаться к часовым у ворот? Откровенно говоря, я побаиваюсь этих молодцов в меховых киверах. Я даже предпочту конных гвардейцев в Уайтхолле. Он, наверное, просто поглядит поверх наших голов и ничего не скажет. А мы будет извиваться перед ним. Нет, я этого не вынесу.

— Но что нам делать?

— Только не спешить.

— Но мы же должны кого-нибудь спросить.

— Вон там левее Виктории как будто обычный вход. И два полицейских. Полицейских я не боюсь. Нет. И конечно, тот человек на углу — переодетый полицейский агент.

— Так давайте спросим его!

Лэмбоун продолжал стоять.

— А если он сюда не приходил?

— Я знаю, он намеревался придти.

— Полагаю, если он не приходил, нам следует подождать где-нибудь тут на случай, если он все-таки придет. — В то же мгновение он испытал жгучее желание сбежать. — Тут должны быть скамейки.

— Идемте, — продолжал он, вновь вдруг обретая мужественную решимость, — спросим полицейских у тех ворот.

6

Полицейский у ворот, к которому они обратились, внимательно их выслушал, но ответил не сразу. Он принадлежал к тому большинству англичан, которые сочиняют вариации на частицу «да». Его вариация была растянутой и мурлыкающей.

— Да-а-ар-р, — сказал он, в конце концов разразившись речью. — Да-а-ар-р. Был тут маленький джентльмен без шляпы на голове. Да-а-ар-р. Глаза синие. И усы? Да-а-ар-р, помнится, вроде бы и усы. Внушительные такие. Ну, он сказал, что хочет поговорить с королем Георгом по довольно срочному делу. У них всегда дела довольно срочные. Нет чтобы «очень срочные». Мы отвечаем как положено, что ему надо написать просьбу, чтоб его приняли. «Может, — говорит, — вы не знаете, кто я?» Это они все говорят. «Наверное, важная особа, — говорю. — Уж не сам ли Всемогущий?» — говорю. Но тот-то уже побывал тут на прошлой неделе и не пожелал уйти, так что его на такси увезли. Знаете, сэр, вот приходил сюда один, не то в прошлый четверг, не то в пятницу, уж не помню: длинная седая борода и волосы длиннющие, по спине рассыпаны. Ну, прямо вы-вылитый он. Ну, вашего джентльмена это вроде бы охладило. Имя он себе под нос промямлил.

— Не Саргон? — спросила Кристина-Альберта.

— Может, и так. «Исключений, — говорю, — не делают. Даже будь вы кровным родственником. А решать не нам. Мы ж просто машины». Ну, он постоял немножко, будто его оглоушило. А потом сказал, тихим таким, серьезным голосом: «Все это надо изменить. Первейшая обязанность каждого монарха давать аудиенции всем и каждый день». Я говорю: «Конечно, может, оно и так, сэр. Только мы, полицейские то есть, тут ни при чем, а уж изменить и подавно не можем». Он, значит, пошел себе, а я мигнул агенту на углу, и он проследил, как он шел вдоль фасада, а потом перешел площадь к памятнику и постоял, посмотрел на окна. А потом пожал плечами и ушел. Больше я его не видел.

Лэмбоун задал бессмысленный вопрос.

— Может, в сторону Пиккадилли, — сказал полицейский, — может, к Трафальгарской площади. Дело в том, сэр, что я внимания не обратил.