Книга Моя любимая сказка - Ксандр Лайсе

— Вот Рома и мать его считают, что да…

— Ты даже списать на экзамене не мог!

— Ну, видимо, tempora mutantur…

— Et nos mutamur in illis? Перемены… — она выглядела поражённой.

— Короче, с Ольгой Владленовной мы теперь на ножах, она грозит мне всяческими карами… А я пока восседаю на Ромкином месте. Позвольте представиться: методист-затейник.

Алла смотрела на меня неподдельным интересом.

— Наконец-то. Поздравляю. Свершилось, — Алла поставила чашку и подпёрла щёку рукой. — Ты, похоже, всё-таки начинаешь взрослеть. Поздновато, конечно… Но лучше поздно, чем никогда.

Я вскочил.

— Ты хочешь сказать, что низость, которую я даже не совершил, — показатель взрослости?!

Она тоже поднялась. Теперь мы стояли почти вплотную друг к другу. Даже на каблуках она оказалась почти на голову ниже меня.

— Я хочу сказать, что сейчас твоя дорожка впервые пошла в горку. И сколько бы ты ни говорил о своей непричастности… Ты же всё-таки согласился на эту работу? Не так ли?

— Вот уж не думал, что заслужу твою похвалу тем, что разрушил твои же собственные отношения… Пусть даже косвенно…

— Ромку? Ему давно следовало… Маменькин сыночек. Ты думаешь, если бы он не был сыном Ольги, он смог бы хоть что-нибудь? Да он бы даже институт не окончил!

В памяти возник образ Яры, которая осматривала пьяного Ромку на Дьяковском кладбище. Как она одёрнула меня… Выговорила за мою шутку… Сочувствие к абсолютно постороннему человеку. Просто потому, что он — человек, потому что попал в беду…

— И тебе его не жалко? — какое-то чувство, напоминающее полёт возникло вдруг и вырвалось из меня наружу. Вдохновение? Может ли вдохновение быть таким?

— А почему я должна его жалеть? Я его что, пить насильно заставляла?

— Зачем? Просто, по-человечески…

— Мишка! — она, кажется, засмеялась, но как-то без улыбки. — Очнись! Ты где живёшь? На какой планете?! Мальчик сам себе выкопал ямку и сам же в неё свалился. Не свалился бы сейчас — через год, через два. Это было неизбежно!

Мы по-прежнему стояли лицом к лицу. Неожиданно она положила руку мне на плечо. Я вздрогнул.

— Миш… — Алла заговорила тише, низким, ласковым голосом, глядя прямо мне в глаза. — Брось ты всю эту ерунду! Ты же знаешь, ты мне всегда нравился… Ромка… Это было… Ну, пусть это была моя ошибка…

— Ты знаешь, как на Руси в языческие времена поступала жена, когда умирал муж? Читала Ибн Фадлана[22]?

— Причём здесь это?

— Она, Аллочка, закалывалась на его могиле.

— Ты что, злишься из-за Ромки?

— Жена закалывалась кинжалом на могиле мужа, понимаешь?

— Да что ты, ей богу, про каменный век мне тут рассказываешь! Я, по-твоему, должна была пойти вместе с Ромкой, напиться, что ли?

— Как минимум — могла бы узнать, что у него случилось.

— Так я и без этого знаю.

— Месяц спустя? Что вдруг?

Тут она опять расхохоталась без улыбки.

— Слушай, ты его защищаешь, что ли? Этого слюнтяя?

— Защищаю? Мало того! Вчера вечером я по просьбе Ольги обшарил всё Коломенское, чтобы найти его… И нашёл.

— Погоди… Ольга сказала, он сам домой явился…

— Да он вообще ходить не мог! Это я его привёз, — я чуть было не ляпнул «мы», но на всякий случай, во избежание лишних расспросов, воздержался.

На кухне собирались сумерки. Алла молча смотрела на меня, словно пытаясь на глаз оценить степень моей безнадёжности. Внезапно со двора послышались протяжные звуки: сигналила какая-то машина. Я непроизвольно повернулся к окну. Вслед за сигналами послышалась громкая ругань… Чёрт! Да ведь это я! В смысле — моя машина. То есть, я же машину криво припарковал! Думал, переставлю — и забыл! Там сейчас этот джип, небось, вне себя!

Я бросился в прихожую.

— Миш! Миша! — Алла кинулась следом, но я — прямо в тапочках — уже бежал по лестнице — Ты куда! Ми-ша!

— Я сейчас! — крикнул я с третьего этажа.

— Идиот! — донеслось сверху.

Когда я, минут через десять, вернулся домой, дверь была открыта настежь. Аллы в квартире не было. На зеркале в ванной красовалось: «Идиот!». Помадой, естественно.

* * *

Сражение с принтером я проиграл. После того, как я дважды распечатал для правки черновики, он решил, что его миссия выполнена, и сдох. Запасных картриджей у меня не было. А сдавать тексты в электронном виде, как предложил Владимир Леонидович… Придётся завтра с самого утра катиться на почту или в интернет-кафе. Сегодня уже поздновато. Почему всё и всегда валится на голову в самый последний момент?

Отсутствие в доме сменных картриджей красноречиво объяснял небольшой том, переплетённый в когда-то тиснёную кожу. От времени кожа стёрлась, из-под неё кое-где проглядывало дерево. Вид у книжицы был высшей степени затрапезный. И тем не менее — «Житие, чудеса и службы отца нашего святителя Николая, Мир Ликийских чудотворца». 1642 год.

Наверное, Алла где-то права: я живу не по средствам. На те деньги, что я отдал за эту книжку, можно спокойно прожить целый месяц. Или хотя бы новые тарелки купить и картриджи и что-нибудь еще… Зачем мне новые тарелки, когда есть старые? Пока на штанах не протёрлись дыры — их можно носить. Да и после этого — тоже. Благо, драные джинсы нынче в моде.

Но если всё-таки она права? Положим, я могу неделями жить на одних макаронах. Выкраивать средства исключительно на бензин. И то лишь потому, что машине нельзя объяснить: нужно поджаться, деньги в конце месяца будут, а какой-нибудь «Служебник» 1603 года уже никогда больше не появится… Я-то могу…

А если — Яра? Если вдруг мы с Ярославой… Неужели всё будет так же, как было с Аллой? Или хуже?

Я взглянул на «Житие». Больше месяца назад я был на развале в последний раз. Неужели я действительно «повзрослел», как это назвала Алла?

Однако Яре, насколько я понял, всё равно, как обставлена кухня, и есть ли в доме кондиционер. В отличие от Аллы, ей интересно копаться в старинных книгах. Правда, она в них ничего не понимает… Пусть, это — дело наживное.

Я вспомнил, как сегодня она удивилась, услышав моё приглашение пообедать в городе. Обрадовалась и удивилась… То, что для одной — стиль жизни, для другой — роскошь, которая, если её будет слишком много, быстро надоест. Мы с Ярой никогда не говорили об этом, но мне кажется, спроси я у неё…