Книга Валтасар. Падение Вавилона - Михаил Ишков

Что было делать? Недовольные в Вавилоне решили, что, видно, богам оказался неугоден их замысел. Оставалось ждать, надеяться на благоприятное стечение событий, готовить новое решение. При таких обстоятельствах до счастья ли молодых было сильным в Вавилоне!

Нур-Син и Луринду не догадывались о подоплеке этого необычного бракосочетания, и каждый в своей семье настаивал на более раннем сроке обряда. Для проведения церемонии отлично бы подошел праздник покровительницы влюбленных Иштар, проходивший в конце весны, но воспротивилась Гугалла, снизошедшая наконец до того, чтобы позволить Нупте и матери Луринду посетить ее в собственном доме. С той поры Нур-Син и официально объявленная невестой Луринду встречались изредка, по большей части в царском музее, куда Хашдайя приводил племянницу.

Это были самые увлекательные экскурсии, которые когда-либо приходилось совершать девушке. Вот и теперь, когда Набонид и Даниил без сопровождающих писцов появились в Центральном дворце, молодые люди разглядывали изваяние древнего царя. Скульптура в качестве трофея было взята в Каркемише, куда по местному преданию войско древнего народа хеттов доставило ее из покоренного Вавилона. Это случилось тысячу лет назад, на заре светлого мира, но уже после потопа — так, по крайней мере, уверял Навуходоносора Бел-Ибни. По его мнению, легенда ошибалась, и вырезанная из камня фигура изображала хеттского бога, однако Нур-Син, более тщательно изучивший скульптуру, а также сумевший прочитать выбитые на камне надписи, пришел к выводу, что в руки вавилонян действительно попало изображение легендарного царя Нарам-Сина, объявленного Навуходоносором своим предком. У центральной, в полтора человеческих роста фигуры на голове возвышалась двурогая тиара в виде серпа луны (один рог был отломлен), борода была завита в кольца, что свидетельствовало о месопотамском происхождении изваяния, руки едва выступали из гранитной глыбы. У ног — наряженное в воинский хитон человеческое существо с головой орла, оно держало на поводках двух неуклюжих львов. Звери, словно издавая грозный рык, широко разинули пасти.

Заметив сановников, молодые люди поклонились. На вопрос начальника, в должном ли порядке хранятся сосуды и ритуальная утварь, доставленные из Урсалимму, Нур-Син предложил представить опись и лично продемонстрировать седмисвечные светильники, лампады, чаши, лопатки, вилки для вынимания жертвенного мяса, сами жертвенники. По описи их было две штуки: древний, употребляемый во времена скинии, и тот, который был сооружен в Храме Соломона.

Даниил с нескрываемым удивлением глянул на писца-хранителя. Молодой человек, оказывается, слышал о скинии, с которой его народ столько лет путешествовал по пустыне, пока не добрался до земли обетованной, не завоевал ее, не построил Храм.

— Оба в наличии, — продолжал отчитываться Нур-Син. — Также в зале хранятся одеяния священников: ефод, наперсник судный с уримом и туммимом, украшенный драгоценными камнями — все в полном порядке. Есть также море великолепный сосуд из меди, установленный на двенадцати медных волах…

Даниил схватился за сердце.

— Неужели это все в целости и сохранности?

— Непременно, господин, — поклонился Нур-Син. — Так мне было приказано самим Навуходоносором. Даже списки, составленные рукой наби Иеремии, пересчитаны и должным образом оформлены.

При упоминании имени Иеремии Даниил потерял дар речи, а Набонид поморщился.

Наступила тишина.

— Все на прежних местах? — спросил Набонид. — Да, господин. Я могу проводить, — предложил Нур-Син.

— Не трудись, — заявил Набонид. — Оставайся с невестой. Это твоя невеста? Луринду? — смягчился «царский голова». — Хорошенькая… Что слышно от Рахима, Луринду?

— Дед доблестно несет службу в далеких краях, — ответила девица и склонила голову.

— Это радует, — ответил Набонид.

Затем он обратился к Даниилу, все еще удивленно взиравшему на хранителя.

— Прошу.

Они удалились. Боковой лестницей спустились на первый этаж, где в середине одного из залов, в столбе солнечного света искрился, сиял золотистой медью огромный сосуд, называемый морем.

Огромная округлая ванна напоминала шестилиственную лилию, установленную на спинах двенадцати, также отлитых из меди волов. Высота моря превышала два человеческих роста, от одного края до другого было не менее десяти локтей,[46]длина окружности более тридцати локтей.

Даниил не мог удержаться и поклонился в пояс священному сосуду, в котором священники перед тем, как войти в святилище и подняться к алтарю, омывали руки и ноги. Затем обошел его — Набонид последовал за ним. Когда они оказались на другой его стороне, подальше от входа, Даниил завел разговор о новоявленном «пророке».

Начальник царской канцелярии вовсе не удивился.

Все время, пока Даниил, подбирая выражения, объяснял свое отношение к речам Седекии, сводившееся к тому, что он, Балату-шариуцур, не желает иметь ничего общего с проходимцем, пусть даже он и является его соплеменником. Он, Балату, до конца верен Вавилону, его новой родине. Набонид слушал его молча, вздыбив брови. Когда же иври намекнул на замысел Седекии свалить начальника царской канцелярии, Набонид словно проснулся и неожиданно спросил.

— Ну и что? — и после недолгой паузы добавил. — Что ты хочешь от меня?

Даниил опешил, удивленно глянул на главу царской канцелярии.

— Не понял? — спросил он.

Набонид усмехнулся.

— Что же здесь непонятно. Ты пытаешься добиться от меня осуждения отмеченного божьим даром человека?

— Седекии?!

— Именно. Ты ждешь услышать от меня хулы и брань в адрес нашего правителя? Ты хитер, Балату, и со свойственной вашему племени изворотливостью методом от противного пытаешься исполнить слово, данное Седекии и погубить меня.

— У меня и в мыслях ничего подобного не было! — воскликнул Даниил. Моя преданность государю известна. Мой народ молится о его здоровье, просит у Яхве удачи в делах страны.

Набонид не ответил и пытливо, можно сказать, бесцеремонно разглядывал Даниила. Тот, осознавший наконец, что вляпался в неприятную, грозящую самыми неприятными последствиями ситуацию, решил идти до конца.

— Почему ты, Набонид, так ненавидишь наш народ? Почему ты не можешь поверить, что я искренне озабочен судьбой государства…

— Точнее, своего народа, присосавшегося к этому государству, поправил его Набонид.

— И да, и нет, — ответил Даниил. — Мой народ не отрывает себя от жителей Вавилона, и ты знаешь об этом лучше многих других. Тебе ли прикидываться невеждой! Тебе ли упрекать нас за то, что мы честно исполняем Моисеев завет.

— Не надо про народ, Балату, — усмехнулся Набонид. — Сейчас ты спасаешь себя. Свою шкуру… Ты считаешь меня за простачка, неспособного сделать выводы из анафемы, которой вы предали Седекию. Неужели ты полагал, что это событие пройдет мимо моих ушей? Отщепенец он или нет, я не знаю, но стоит ему пронюхать об этом проклятии, и твоя песенка спета. Вот ты и отрабатываешь обещание, данное Седекии. Теперь у тебя с ним одна дорожка. Вы решили добить меня. Не выйдет!