Книга Обреченные на победу - Джон Скальци

— Да, мастер-сержант!

— Эй вы, говнюки! Кое-кто из вас все еще надеется, что я буду ненавидеть не его, а какого-нибудь другого парня. — Руис вытянул руку и указал на равнину, над которой поднималось солнце. — Воспользуйтесь вашими прекрасными новыми глазами и рассмотрите во-о-он там релейную башню. Она чуть-чуть высовывается из-за горизонта. До нее десять кликов[8], леди и джентльмены. Сейчас я выясню о каждом что-нибудь особенно мерзкое, а потом вы все быстрее собственного визга побежите к той гребаной башне. Если кто-нибудь не уложится в час, весь взвод побежит завтра утром еще раз. И так до тех пор, пока все не будут успевать вовремя. Понятно?

— Да, мастер-сержант!

Я отчетливо видел, как люди пытались считать в уме: он приказал нам пробежать все это расстояние со скоростью одна миля в пять минут. И мне было совершенно ясно, что завтра нам придется бежать снова.

— Кто из вас на Земле служил в вооруженных силах — шаг вперед, — приказал Руис.

Семеро наших вышли вперед.

— Черт бы вас побрал! — громко заявил Руис. — Больше всего в этой гребаной вселенной я ненавижу пополнение из старых вояк. Нам придется потратить уйму лишнего времени и усилий, чтобы заставить вас, ублюдков, позабыть обо всех тех глупостях, которым вас учили дома. Вам, сучьим детям, нужно было всего-навсего драться с такими же людьми, как и вы сами! Но даже тут у вас были проблемы! Как же, как же, мы ведь видели всю вашу Субконтинентальную войну. Дерьмо. Шесть лет пыжились и не могли расколошматить противника, у которого всего-то и было, что ружья да пушки. И все равно, чтобы победить, вам пришлось прибегнуть к обману. Вашими атомными бомбами только пыль с ушей стряхивать. Если бы ССК сражались так, как ваша американская армия, то знаете, где сегодня было бы человечество? На каком-нибудь астероиде соскребало бы плесень с гребаных стен гребаных туннелей. А кто из вас, долбаков, морские пехотинцы?

Двое из стоявших перед строем сделали еще шаг.

— Вы, гондоны, хуже всех, — прогремел Руис прямо им в лица. — Вы, ублюдки самодовольные, загубили больше солдат ССК, чем любые чужаки. Потому что делаете все не так, как положено, а как делали в вашей долбаной морской пехоте. У вас, наверно, были на старых телах татуировки «Семпер фи»[9]. Ведь были?

— Да, мастер-сержант! — ответили оба.

— Ну, так вам обалденно повезло, что они остались на вашем старье. Потому что, если бы я их сейчас увидел, клянусь, я бы немедленно разложил вас прямо здесь и своими руками вырезал бы эту пакость. О, может быть, вы думаете, что я бы этого не сделал? Так зарубите себе на носу, что в отличие от вашей чертовой драгоценной морской пехоты или любого другого рода войск инструктор ССК — бог. Я могу сделать из ваших поганых тел и кишок пирог с начинкой, и мне, в крайнем случае, напомнят, чтобы я послал какого-нибудь другого остолопа убрать грязь.

Руис отступил на пару шагов, чтобы охватить одним взглядом всех бывших военных.

— Это настоящие вооруженные силы, леди и джентльмены. Вы не в армии, не на флоте, не в авиации и не в морской пехоте. Каждый из вас — один из нас. И каждый раз, когда вы будете забывать об этом, я буду отбивать чечетку на ваших сраных башках. А теперь… Бего-о-ом марш!

Семеро рванули с места.

— Кто гомосексуалисты? — продолжил допрос Руис.

Вышли четверо новобранцев, включая Алана, который стоял рядом со мной. Я видел, что у него удивленно приподнялись брови.

— Среди лучших солдат, которых знала история, было немало гомосексуалистов, — сообщил Руис. — Александр Великий. Ричард Львиное Сердце. У спартанцев был специальный отряд, состоявший только из солдат любовников: они считали, что мужчина будет больше стараться защитить своего возлюбленного, чем просто какого-то бойца. Да и я сам лично знал отличнейших бойцов, которые были странными, как трехдолларовая купюра. Все они были чертовски хорошими солдатами.

Но есть одна вещь, из-за которой вы все ни к черту не годитесь. Вы всегда выбираете охрененно неподходящее время для того, чтобы признаваться в любви. Три раза мне приходилось иметь боевыми напарниками геев, и когда дела становились особенно паршивыми, в тот самый момент они принимались рассказывать мне, как сильно любят меня. Проклятье! Это не влезает ни в какие ворота! Какой-то долбаный чужак норовит попробовать на вкус мои гребаные мозги, а мой напарник по окопу хочет как раз в это время поговорить о наших отношениях! Как будто у меня нет других дел! Так что постарайтесь держать себя в руках. Есть у тебя любовь — люби в свободное время, а не тогда, когда всякая инопланетная тварь пытается вырвать твое проклятое сердце. Бегом марш!

Четверка умчалась.

— А кто считает себя каким-нибудь сраным меньшинством?

Вперед шагнули сразу десять парней.

— Ну и что? Оглянитесь вокруг, мудаки! Здесь все зеленые. И никто ни от кого не отличается. Может быть, вы захотите остаться гребаным меньшинством? Прекрасно! Во вселенной живет двадцать миллиардов человек. А кроме них там имеется четыре триллиона всяких других разумных тварей, думающих только о том, как бы сожрать тебя на завтрак. Четыре триллиона — это только те, о которых мы знаем! Так что любой из вас, кто заикнется о том, что будет здесь представлять какое-то чертово меньшинство, получит моей зеленой латиноамериканской ногой по своей драгоценной заднице. Марш!

Следующая группа сорвалась с места. И пошло, и пошло. У Руиса нашлись жестокие претензии к христианам, евреям, мусульманам, атеистам, правительственным служащим, врачам, юристам, учителям, инженерам, владельцам животных, специалистам по боевым искусствам и болельщикам бокса. Досталось даже одному танцору-чечеточнику, который нашелся в нашем взводе. Группами, парами и поодиночке все новобранцы получили свою порцию оскорблений и были отправлены в забег.

В конце концов оказалось, что Руис смотрит прямо на меня: я остался перед ним в полном одиночестве.

— Будь я проклят! — удивился мастер-сержант. — Одна бестолочь все еще тут!

— Да, мастер-сержант! — проорал я изо всех сил.

— Что-то мне трудно поверить, что ты не относишься ни к одной из тех категорий, которые я только что отымел! — прогремел Руис. — Не пытаешься ли ты избежать приятной утренней пробежки?

— Нет, мастер-сержант! — рявкнул я.

— Нет, я решительно отказываюсь признать, что в тебе нет ничего такого, что я презираю, — сказал Руис немного потише. — Откуда ты?

— Из Огайо, мастер-сержант!

Руис скорчил рожу. Видимо, он никак не мог придумать, чем бы меня зацепить. Статус захудалого штата, которого Огайо всегда так стыдился, наконец-то оказался полезным.

— Ну и чем ты зарабатывал себе на жизнь, салага?