Книга Плащаница из Овьедо - Дэвид Ричардс

— Я думаю, что миссис Грин и Витфилды так суетятся лишь потому, что без меня у них ничего не получится. Как только ребенок родится, они уже не будут так за меня волноваться. Наши пути разойдутся. Я знаю, что у нас договор, но это так странно, когда все вокруг тебя носятся, балуют тебя, защищают, а на самом деле… защищают ребенка. Как будто я не в счет. Если я скажу об этом миссис Грин, она обязательно сообщит Витфилдам, и в итоге те станут опекать меня еще больше. Джолин и так уже стала слишком нервной.

— Возможно, они чувствуют, каково вам сейчас. Вы когда-нибудь задумывались о вашем с ними договоре?

— Я еще не смотрела в раздел «Права суррогатной матери». Все никак руки не доходят.

— Нет, я имею в виду моральный договор. Вы пообещали им помочь. Можете ли вы, положа руку на сердце, нарушить данное им обещание? Скажите перед лицом Господа, сделали бы вы это без очень серьезной причины?

— Полагаю, нет.

— Вы сказали, что эти люди сами не могут иметь детей. И вот теперь Господь дал им эту возможность. Вы — их возможность, Ханна. Вы и ваши чувства являетесь частью куда более грандиозного замысла. Впрочем, как и все мы. Можете взглянуть на вещи с этой стороны? Вы — не изгой. Вы принимаете участие в чем-то значительно большем, чем можно себе представить.

Понизив голос, Ханна сказала:

— Как вы можете быть таким уверенным, отче? Я вот всегда во всем сомневаюсь.

— Здесь, в стенах храма, Божья воля всегда мне понятна. А вот за пределами этих стен она становится для меня такой же таинственной, как и для вас. Недавно я был в Нью-Гемпшире со своей семьей. У моих родителей есть там коттедж, и каждый год мы празднуем вместе День труда с тех самых пор, когда мы с братьями были маленькими. Это своего рода традиция. Но стоит нам появиться в родительском доме, как мать и отец начинают поучать нас, словно мы все еще дети. Здесь, в церкви Дарующей вечный свет Девы Марии, я все время поучаю взрослых. А там отец ругает меня за то, что я доел арахисовое масло и не купил нового, что мне пора уже начать думать о других, а не только о себе. Но самое ужасное заключается в том, что я начинаю с ним пререкаться! Я снова становлюсь ребенком.

Он по-мальчишески засмеялся, и Ханна к нему присоединилась.

— Вы, я думаю, догадались, что этим я хочу сказать о том, что невозможно быть все время уверенным в себе. Этот ребенок задал вам цель, и вы боитесь, что, достигнув ее, опять не будете знать, как жить дальше. Но вы молоды и здоровы, Ханна, у вас вся жизнь впереди. Когда-нибудь у вас будут собственные дети.

В этот момент в опустевшей церкви раздался глубокий голос и из тени показалась коренастая фигура.

— Ага! Вот вы где! Миссис Форт сказала, что видела, как вы куда-то удалились в обществе красивой молодой девушки, и я подумал: «О Господи, еще одного потеряли!»

Монсеньор Галахер вышел на свет и изобразил на лице улыбку.

— Надеюсь, я вам не помешал?

— Не помешали, — ответила Ханна, — я уже собиралась уходить.

— Отец Джеймс, там внизу кое-кто требует вашего внимания. Вы же знаете, как огорчится миссис Квин, если вы не отведаете ее персикового коблера[19]. И я боюсь, что сегодня все ее лавры достанутся миссис Луц с пирогом с корицей…

— Надеюсь, что немного помог вам, — сказал отец Джимми, повернувшись к Ханне, после чего извинился и с немного виноватым видом, как ей показалось, поспешил вернуться на цокольный этаж.

Монсеньор Галахер подождал, когда он скроется из виду, а затем произнес:

— Иногда мне кажется, что мы уже не священники. Мы стали дегустаторами! А домашняя выпечка заменила нам духовную пищу. В прошлую субботу одна прихожанка принесла десерт, который назывался «Тройная Божья благодать в шоколаде»! Скажите мне на милость, и куда это нас заведет?

Свою вторую попытку пошутить он усилил более смелой улыбкой и предложил:

— Присоединяйтесь к нам, миссис Мэннинг!

— Мне действительно нужно домой.

— Понимаю. Должно быть, вашему мужу не нравится, когда вы поздно возвращаетесь.

Да что этот человек о ней думает?

— Что ж, тогда спокойной ночи, монсеньор.

Штук двадцать машин еще стояли на парковке. Какое-то время Ханна сидела за рулем своего «нова», обдумывая все, что сказал отец Джимми. Несомненно, он прав. Она дала обещание и теперь должна его выполнить. Но это все равно делает ее инкубатором. Нет, он выразился не так. Возможность. Часть очень грандиозного замысла.

Ханна вставила ключ в замок зажигания и повернула его. Раздался щелчок, и ничего не произошло. Она попробовала еще раз. Опять ничего. Проверила переключение передач, чтобы убедиться, что оно в «парковке» — оно там и было, — и взглянула на приборную панель, не загорелась ли красная лампочка. Не загорелась. Снова повернула ключ — и снова ничего. Даже щелчка не было. Странно. Автомобиль вел себя исправно, когда она сюда ехала.

Но сейчас он точно умер.

Глава 25

В понедельник Ханна и Джолин стояли на церковной парковке и наблюдали, как Джек Вилсон подгонял к «нова» свой эвакуатор. Печаль наполняла сердце девушки, когда он прикреплял под передний бампер ее «шевроле» два огромных крюка и подводил к ним толстые цепи, которые при этом бряцали, как в сказке о Скрудже и рождественских призраках. «Нова» был всего лишь большой грудой металлолома, но это ее груда металлолома. Они так много пережили вместе. Именно «нова» спасал ее от дяди и тети, когда она уже не могла терпеть их обвинений, пусть и уносил ее всего лишь в супермаркет или кино. Он давал ей хоть немного почувствовать себя свободной. А теперь…

Голос Джолин прервал ее мысли:

— Не хотелось бы говорить: «А я ведь предупреждала». И так все понятно. Но все же повторюсь, сказав, что я более чем готова отвезти вас куда угодно, когда угодно и для чего угодно. Вам просто надо попросить.

Джолин, чьи самые страшные пророчества сбылись, казалось, была этому почти рада.

А вот доктора Йохансона в тот день никак нельзя было назвать веселым. Теперь уже на еженедельном осмотре он выглядел все время каким-то озабоченным. Даже его дворянский флирт куда-то подевался.

— У вас слишком высокое кровяное давление, — наконец-то заговорил он. — Это меня беспокоит. — Но своему суровому выражению лица, которое становилось мрачнее с каждой минутой, никаких объяснений не дал.

В какой-то момент Ханна решилась спросить у него в лоб, было ли с ней что-нибудь не так, и он упомянул что-то об отечности ее рук и ног.

— Это серьезно?

— Это не несерьезно, — коротко ответил он.

Записав что-то в ее карточке, доктор осведомился:

— Вы же придерживаетесь диеты, не правда ли?