Книга Вокруг света с киллерами за спиной - Сергей Синякин

— У тебя сотовый далеко? — печально поинтересовался коренастый. — Звони, братан, Диспетчеру.

— Не буду я ему звонить, — сказал долговязый. — Пусть меня лучше касатки порвут! Ты знаешь, что он с нами сделает?

— Догадываюсь, — уныло подтвердил коренастый. — Но ты все-таки позвони, может быть, он нас еще простит!

Долговязый окунул голову в воду и принялся отфырки-ваться, обеими руками держась за плавник касатки.

— А ты бы простил? — поинтересовался он.

— Я бы? — Коренастый подумал самую малость. — Я бы на его месте на нас бомбу сбросил. Чтобы не мучились. Эх, если бы ты его тогда в Лхасе подстрелил!

— Да нельзя было! — уныло признался долговязый. — Я же еще во Владике подрядился информацию о нем поставлять в «Новости дня». И в газету «Владивостокское утро». А каждую заметку словами заканчивал: «Илья Константинович Русской все еще жив!»

— Так ты это специально? — Коренастый навис над долговязым, но тут же сам окунулся в воду. — Выходит, ты специально в него промахнулся, когда мы были в Лхасе? И в японской гостинице ты знал, что его в номере нет? И винтовку в Нагпуре специально утопил?

— Зато сколько бабок заработали! — смущенно оправдывался долговязый.

Коренастый вскарабкался на касатку и за руку втащил долговязого на черную наждачно-жесткую спину.

— Звони! — потребовал он. — Сейчас же звони, козел! Долговязый поморщился.

— Хорош тебе, надоел, — сказал он. — За козла ведь и ответить можно!

Глава 22

Русской сидел на берегу пролива, и будущее казалось ему тоскливым, как спектакль захудалого провинциального театра. Потрясение, которое он испытал при кораблекрушении, выбелило виски Ильи Константиновича и сделало его лик почти иконным — темным и безрадостным. Праздник закончился тяжким похмельем. Суматошливый Жора Хилькевич неожиданно изменил планы и улетел в Бразилию ловить анаконду, рассудительный швед уплыл с таким же, как и он, искателем приключений.

На прощание швед по-родственному прижался бородатой щекой к не менее бородатой щеке Русского и высказался, что у каждого в жизни бывает своя Полтава, может быть, фрэнду Илье когда-нибудь повезет.

Близкий стук копыт Илья Константинович воспринял как неожиданный дар судьбы. Он приник ухом к земле, пытаясь сообразить, откуда доносится стук копыт, и услышал близкие голоса. С холмов, поросших густым кустарником, медленно вышел гордый гнедой жеребец с небрежно откляченной нижней губой и острыми прядающими ушами. Жеребца вел под уздцы кучерявый черноволосый молодец в кумачовой рубахе, черных плисовых штанах и щегольски смятых гармошкой сапогах. Под мышкой молодец держал кнут. В зубах его тлела цигарка. На лошади, подобрав ворох юбок, сидела черноволосая цыганка и что-то негромко напевала. Песенка была задорная, а мотив показался Илье Константиновичу удивительно знакомым. Все-таки культура двух континентов, несомненно, имела общие корни.

Заметив Русского, молодец остановился, выплюнул цигарку и сверкнул на встречного золотой фиксой. Ворот красной рубахи молодца был распахнут, и на смуглой шее нагло желтела толстая цепь, которую никак нельзя было назвать медной. Молодец радостно улыбнулся и что-то негромко сказал сидящей на лошади подружке. Та спрыгнула с лошади, подбежала к Илье Константиновичу и что-то затараторила на местном диалекте, но Русской поднял руки и отрицательно замотал головой, показывая, что он ничего не понимает. Убедившись, что перед ними не местный, женщина немного подумала.

— Дойч? — спросила она. — Шпаниш?

— Русский, — признался Илья Константинович. Лицо женщины озарила радостная улыбка. Она схватила Русского за руку, выворачивая ее ладонью вверх, и затараторила:

— Ах, родной мой! Чует мое сердце, беда у тебя! Потому ты невеселый и хмурый! Позолоти ручку, миленький, Марь-яна тебе всю правду расскажет! Хочешь — на прошлое погадает, о настоящем поведает, о будущем расскажет… — В руках ее торопливыми голубями запорхали карты.

«Цыганка, — понял Илья Константинович. — И по-русски шпарит запросто, словно всю жизнь на российских вокзалах провела!»

Цыган отпустил лошадь, и та принялась пастись, лениво подбирая редкие клочья травы, выбивающейся из каменной россыпи берега.

Цыганка же впилась в Илью Константиновича, словно воробей в гусеницу, оторвать ее от потенциального клиента сейчас можно было только лебедкой таежного вездехода, да и то трос мог не выдержать. Торопливым шепотом цыганка обезличенно поведала Русскому о трудностях его прошлой жизни, мимолетно посочувствовала его не менее тяжелому настоящему, заставила Илью Константиновича опуститься на валун, намереваясь погадать на его беспросветное будущее.

— Постой, постой, — сказал Илья Константинович и сунул пятидолларовую бумажку за корсет гадалки. — Вы-то откуда здесь?

— Кочевали, — неопределенно сказала цыганка.

— А сами откуда?

— Из Поворино Воронежской области, — призналась цыганка. — Знаешь такой город?

— Знаю, — сказал Русской. — Далеко же вас занесло!

— Далеко, — загрустила гадалка и, повернувшись к цыгану, звонко крикнула: — Рома, иди сюда, земляка встретили!

Оба они действительно оказались цыганами, родом оба были из Поворино, маленького железнодорожного городка в черноземной полосе России. Каждый год они уходили в табор и кочевали по России, питаясь чем Бог пошлет. Роман Михай в меру своих сил и способностей чинил бороны в колхозах и совхозах, его жена Марьяна занималась гаданием; по осени цыганская семья возвращалась к постоянному месту жительства с неплохим барышом — благо, дураков среди рядовых россиян, а тем более сельского руководства всегда хватало.

А как поется в известной песне, «пока живут на свете дураки, обманом жить нам, стало быть, с руки». Несколько лет назад семья Михай отправилась на обычный летний промысел. В путешествии своем они в тот год посетили много городов федерации, однажды заночевали на реке*** близ русского города***. Название мы опускаем умышленно, чтобы цыганским путем не воспользовались какие-нибудь изменники родины и шпионы. Так вот, на ночь они расположились на одном из островов, изобильно усеивающих русло реки. Немало было выпито в тот вечер и много было спето печальных цыганских песен под аккомпанемент гитар. Проснувшись утром, табор обнаружил, что по-прежнему находится на острове, но сам остров уже не находится на реке, а медленно дрейфует по одному из морей, примыкающих к Северному Ледовитому океану. Дальнейшее путешествие было длинным и противоречило всему, что ученым известно об океанских течениях.

На плавающем острове цыганский табор посетил ряд канских стран, побывал в Австралии, на островах Потаского архипелага и даже в Антарктиде. Но там цыга-нам непонравилось, потому что, во-первых, было холодно, но главное — там некого было облапошивать, ведь населяют Антарктиду в основном королевские пингвины, а пингвины, .как известно, ведут натуральное хозяйство и наличными деньгами не располагают.