Книга Мировой кризис - Андрей Мартьянов

Что нужно? Бледный, будто чахоточный, ротмистр подхватил оброненную книгу, уставным образом развернулся на каблуке и шагом марионетки направился прочь.

Интересно!..

Размышлять времени не оставалось, следовало действовать. Второго супостата Барков обхитрил без лишних усилий, сделав вид, что пытается поднять оброненную поручиком саблю и одновременно нанеся удар тростью в промежность, а это больно и обидно. Впрочем, боли они почти не чувствуют – интересно, почему? Чудеса в решете. Скверные чудеса.

Опередить, непременно опередить! Поднять тревогу!

Рана в ногу и застрявшие в бедре шарики японской шрапнели причиняли Алексею Григорьевичу неудобства исключительно в жизни обыкновенной, от легкой хромоты и болей перед сменой погоды не могли избавить лучшие профессора Военно-медицинской, но когда на помощь призывался Дар, можно было посоперничать в резвости с лучшими спортсменами Петербурга, ездившими на недавние Олимпийские игры в Стокгольм, – мгновенная концентрация, теплый оранжевый огонек разгорается в полную силу, вперед! Только бы хватило запаса этого огня, «волшебство» имело свойство иссякать!..

Второго поручика с глазами мертвеца Барков сшиб с ног чудовищной силы ударом трости снизу под челюсть. У любого нормального человека сломались бы шейные позвонки, но тот встал почти сразу. Граф успел пулей промчаться к дальней зале с конторкой и каталогами, выскочить на широкую лестницу, отделанную искристым белым мрамором, узреть начальника караула (гренадер в чине капитана), сосредоточить на нем остатки своей «волшебной» силы и выкрикнуть:

– Ваше благородие! Я граф Барков! По поручению ее величества! Злодеи в библиотеке!

Внушение подействовало, капитана будто молотом в лоб ударило, часть «волны», посланной его сиятельством гвардейцу, досталась и его подчиненным, что к лучшему…

Дальнейшее происходило будто во сне, как на пленке синематографа, пущенной в два раза медленнее положенного.

Прямо и вниз – по лестнице выход в зимний сад. В центре украшенной порфировыми вазонами и греческими скульптурами площадки библиотечные створки, налево – гостиная мадам Вырубовой, справа дверь в камердинерскую. Пост в четыре человека, один офицер, трое нижних чинов.

– …Судя по всему, дети сидели у Анны Александровны, тети Энн, – глухо говорил Барков. Джералд, хмурясь, слушал и нервно теребил запонку на манжете. – Услышали шум, выглянули. Две великие княжны и Алексей Николаевич. Вырубова то ли отвлеклась… Не знаю. Как раз подбежали люди из охраны, одетые лакеями и вооруженные «браунингами». А дальше началась свалка – эти трое выскочили как черти из табакерки, на них навалились гвардейцы, ротмистр – который с книгой, – рванулся вниз, по нему стреляли… Наследника в суматохе сбили с ног, неудачно подвернулся. Ребенок, ему было любопытно… Он упал, скатился вниз по ступенькам. Сильно ударился головой, сломал предплечье. Больше я почти ничего не помню, очухался только в кордегардии – Ева должна была вам рассказывать, как сильно выматывает использование Дара. Потом меня сразу отвели к генерал-майору Воейкову.

– А что же с этими… – Джералд замялся. – С нападавшими?

– Ротмистра убили выстрелом в голову. Оставшихся двоих заломали с трудом, был приказ любой ценой взять живьем. Потом прояснилось, что у них одинаковое умопомешательство, это сразу навело на мысли о гипнозе… Вы спросите у подполковника Свечина завтра. Если это позволительно, он расскажет подробнее.

– Значит, книга… Боже… Тут и уверуешь в то, что Дух Разрушения неотступно следует за нами!

– Тем не менее книгу доставили вам с фельдъегерем по личному распоряжению министра. В целости и сохранности. Как я и говорил, вы стали наживкой, милорд. Смиритесь. Это меньшее зло.

* * *

– Эта страна чересчур большая, – качал головой Робер, стоя у наполовину открытого окна вагон-салона. – Когда мы покидали Петербург, была весна, вечерами становилось прохладно, а здесь – самое настоящее лето!

– Сделай поправку на континентальный климат и географическую широту, – отозвалась Евангелина. – Киев находится приблизительно на одной параллели с Прагой, Амьеном и Нормандскими островами, неудивительно, что к конце апреля в Малороссии значительно теплее, чем на балтийских берегах. Полагаю, Одесса встретит нас субтропической жарой…

Литерный пересекал железнодорожный мост через Днепр, холмы Киева скрывала утренняя дымка. За лентой реки расстилался океан зелени с редкими белыми вкраплениями – левобережные деревеньки, обязательные церкви, от чьих куполов издали исходил золотистый отсвет. От разъезда Фастов поезд уходил на юг, к Белой Церкви, Смеле и далее к Черному морю.

Ранняя стоянка в Киеве оказалась непродолжительной – приняли уголь, наполнили котлы, загрузили припасы для кухни, и снова в путь. Господа успели проснуться, потребовали горячей воды, а сразу после отправления с Киева-сортировочной начали лениво стягиваться в салон, ожидая скорый завтрак.

Повар, будь он стократ агентом Жандармского, свое дело знал: потчевал концессионеров от души, баловал изумительной выпечкой и нежнейшими мясными суфле – как только успевал обернуться в крохотной кухоньке, обустроенной за перегородкой вагона? На каждой крупной станции передавал через кондуктора телеграммы с заказами на свежие продукты, которые должны были подвезти к литерному поставщики во время следующей остановки – практика обычная, а расходы лежат на английском графе, который явно не склонен считать каждую копейку.

– Ну-с, что у нас сегодня? – его сиятельство Алексей Григорьич за трое суток дороги приободрился и избавился от налета угрюмости. Опять же удалось хорошенько выспаться. – Газеты на станции принесли?

– Вчерашние и утренняя киевская, – отрапортовал Прохор, успевший забрать прессу у кондуктора. – Извольте. Вас, мсье Монброн должен огорчить, иностранных изданий нет. Провинция-с…

– Хороша провинция, Мать городов русских все-таки, – хмыкнул граф, усевшись за стол с «Малороссийским вестником». – Четвертый город империи после Питера, Москвы и Нижнего… Чай бы, что ли, уже принесли? Прохор, проследи.

– Новости есть? – жадно спросил Робер, наблюдая, как Барков изучает первую полосу с крупными заголовками.

– Вы что же, мсье Монброн, полагаете, будто нашу экспедицию будут описывать как путешествие Амундсена? Отбросьте самомнение, кому мы интересны кроме… Кхм… Не будем поминать вслух.

– Вот, кажется, интересное, – читавшая по-русски Ева взялась за одну из вчерашних газет. – Собственный корреспондент из Петербурга: именным указом его величества… Уволить от службы в гвардии… Перевести в полки… Фамилии офицеров в основном польские или остзейские, всего семнадцать человек. Особо указано, что все они католического или лютеранского вероисповеданий.

– Еще бы, – нахмурившись, буркнул граф, – Бравая троица, из-за которой все и случилось, инородцы – два поляка и один литвин. Показательно. Николай Николаевич начал избавляться от неблагонадежных, вспомнил опыт своего предка Николая Павловича.