Книга Николае - Тим Ла Хэй

Та сила, которой снабдила Карпатиу формула, дала ему возможность добровольно поставить весь остальной мир на колени. Под прикрытием его доморощенной философии от наций, входивших в Мировое Сообщество, потребовали, чтобы они уничтожили девяносто процентов своего вооружения и передали оставшиеся десять в штаб-квартиры Мирового Сообщества. Прежде чем кто-либо понял, что произошло, Карпатиу уже назывался Великим Правителем Мирового Сообщества и быстро превратился в самого сильного в военном отношении пацифиста за всю историю земли. Сохранили у себя некоторое количество оружия только те нации, которым он показался подозрительным: Египет, новые Соединенные Штаты Великобритании. Одна неожиданно хорошо организованная подпольная группа из рядов муниципальной гвардии сохранила достаточно оружия, чтобы стать нарушителями порядка, раздражающим фактором, пусковым механизмом того ответного удара, который нанес Карпатиу. Короче говоря, их восстание и ужасный ответ Карпатиу оказались верным способом развязывания III мировой войны, символически предсказанной в Библии в виде Красного Коня Апокалипсиса.

По иронии судьбы, добродушный и невинный Хаим Розенцвейг, который, как казалось, всегда принимал близко к сердцу интересы других, стал безоговорочным поклонником Николае Карпатиу. Человек, который, по твердому убеждению Бака и его близких из «Отряда Скорби», был Антихристом во плоти, вил из мягкого биолога веревки. Карпатиу включал Розенцвейга во многие официальные дипломатические ситуации и даже изображал, что Розенцвейг принадлежит к его ближайшему элитарному окружению. Однако всем остальным было ясно, что Розенцвейга просто терпят и насмехаются над ним. Карпатиу делал то, что ему заблагорассудится. И тем не менее Розенцвейг почти боготворил этого человека, сказав однажды Баку в интимной беседе, что если кто и воплощает в себе все качества долгожданного еврейского Мессии, так это Николае.

Раввин Цион бен-Иегуда, бывший молодой протеже Розенцвейга, объявил миру результаты своего санкционированного правительством исследования на тему, чего Израилю следует ожидать от Мессии.

Раввин бен-Иегуда, который провел тщательную работу с древними манускриптами, включая Ветхий и Новый Завет, пришел к выводу, что только Иисус Христос исполнил все пророчества, необходимые для выполнения этой роли. К несчастью, раввин бен-Иегуда уже был близок к тому, чтобы принять Христа и посвятить ему свою жизнь, когда произошло Восхищение. Это укрепило его уверенность в том, что Иисус Христос был Мессией и пришел, чтобы исполнить предзнаменование. Раввин, мужчина тридцати пяти лет, его жена, на шесть лет моложе, и двое приемных детей-подростков, мальчик и девочка, были оставлены на Земле. Он шокировал весь мир и особенно свой собственный народ, держа в секрете результаты своего исследования вплоть до выступления в прямом эфире в интернациональной телевизионной передаче. Когда он четко признал свою веру, он стал изгоем.

Хотя бен-Иегуда был студентом, протеже и в конце концов коллегой доктора Розенцвейга, последний по-прежнему считал себя нерелигиозным евреем, не соблюдающим традиции. Одним словом, он не был согласен с тем выводом об Иисусе, к которому пришел бен-Иегуда, хотя он по большей части просто не хотел говорить на эту тему.

Однако вопреки этому факту он не перестал быть другом бен-Иегуды и его защитником. Когда бен-Иегуда при поддержке двух странных, не от мира сего, проповедников, появившихся у Стены плача, начал делиться с людьми своей вестью, сначала на стадионе Тедди Коллека, а затем и во время других подобных встреч по всему миру, все понимали, что расплата за это — дело времени.

Одной из причин, по которой раввин бен-Иегуда был еще жив, было то, что любое покушение на его жизнь рассматривалось этими двумя проповедниками как покушение на их собственные жизни. Многие умерли загадочной и страшной смертью, покушаясь на этих двоих. Почти все знали, что бен-Иегуда — «их человек», и поэтому он до сих пор избежал смерти.

Теперь, похоже, эта безопасная жизнь для него закончилась, и по этой причине Бак приехал в Израиль. Он был уверен, что сам Карпатиу стоял за кулисами той трагедии, которая случилась с семьей бен-Иегуды. Сводки новостей сообщали, что головорезы в черных капюшонах ворвались в дом бен-Иегуды среди бела дня, когда дети только что вернулись из еврейской школы. Двое вооруженных охранников были застрелены, а жену бен-Иегуды и его детей выволокли на улицу, обезглавили и оставили лежать в лужах собственной крови.

Убийцы исчезли в неопознанном автомобиле без номерных знаков. Водитель бен-Иегуды помчался в университетский офис раввина, как только услышал эту новость, и он, как сообщалось в газетах, увез бен-Иегуду в безопасное место. Куда — никто не знал. По возвращении шофер отрицал властям и прессе, что знает, где находится бен-Иегуда, заявляя, что он не видел его с момента совершения убийств, и просто надеется со временем получить от него известия.

ГЛАВА 8

Рейфорд думал, что достаточно отдохнул, поскольку успевал во время этого длительного путешествия прикорнуть то там, то тут. Но он не мог себе представить, как все это напряжение, страх и отвращение скажутся на состоянии его тела и души. В его с Амандой квартире, комфортабельной настолько, насколько в Ираке это способен осуществить кондиционер, Рейфорд разделся до трусов и сел на край кровати. Опустив плечи и положив локти на колени, он сделал громкий выдох и понял, как сильно он на самом деле устал. Наконец, он получил известия из дома. Теперь Рейфорд знал, что Аманда в безопасности, Хлоя выздоравливает, а Бак — как всегда — в пути. Он не знал, что и думать об этой Берне Зи, которая угрожала безопасности нового прибежища «Отряда Скорби» (дома Лоретты), но в душе полагался на Бака и на Бога.

Рейфорд вытянулся, лежа на спине поверх покрывала, заложил руки за голову и уставился в потолок.

Как бы ему хотелось взглянуть на сокровища компьютерного архива Брюса! Прежде чем погрузиться в крепкий сон, он пытался придумать способ, как вернуться в Чикаго к воскресенью. Наверняка существо-вал способ, с помощью которого можно было попасть на поминальную службу в память Брюса. В молитве он обращался к Богу с просьбой об этом, пока сон не овладел им.

* * *

Бака всегда согревала приветственная улыбка на умудренном годами лице Хаима Розенцвейга. Так было и сейчас. Когда Бак шагнул к старику, Розенцвейг просто раскрыл руки для объятия и сказал хриплым голосом: «Камерон! Камерон!»

Бак наклонился, чтобы обнять своего низкорослого друга. Розенцвейг сомкнул руки за спиной Бака и крепко прижал его к себе, как ребенок. Затем он уткнулся лицом в шею Бака и горько заплакал. Бак чуть не потерял равновесие: вес сумки тянул его в одну сторону, а крепкое объятие Хаима Розенцвейга — вперед. Он почувствовал, что может качнуться вперед и упасть на своего друга. Ему пришлось напрячься, чтобы стоять прямо, держа Хаима, и позволить ему выплакаться.

Наконец, ослабив руки, Розенцвейг потащил Бака к ряду кресел. Бак заметил высокого смуглого водителя Розенцвейга, который стоял в стороне, в десяти футах, сложив перед собой руки. Он, похоже, беспокоился о своем начальнике и выглядел удивленным.