Книга Мент: Рождество по-новорусски - Александр Золотько

– Пошли вместе.

– Я не голодный, – сказал Браток и достал свой журнал. – Я тут посижу.

– Как знаешь, – сказал Гринчук. – как знаешь.

Граф уже был в курсе.

Граф вообще старался держаться в курсе всего, происходившего в Обществе. Быть в курсе, но держаться стороны, поставил себе за правило Граф и правило это выполнял.

Гринчука Граф, как обычно, встретил у входа в Клуб и провел его в отдельный кабинет. В клубе почти никого не было, только одна пара сидела в общем зале, беседуя под шампанское и фрукты.

– Выпьешь? – спросил Граф.

– Мышьяку. Стакан. И закушу крысиным ядом.

– Извини, только из того, что есть в меню, – Граф положил перед Гринчуком шикарную кожаную папку.

Папка отлетела в угол кабинета.

– Понял, – сказал Граф, усаживаясь за столик напротив Гринчука. – разговор будет душевный и долгий. И, как я понимаю, о Липском и его окружении.

– Да. И как можно подробнее.

– Попробую. Ты, кстати, в курсе, что некоторые тебя в этом обвиняют?

– Например, Шмель.

– Не только. Черт тебя дернул устраивать этот концерт. Мог бы со мной посоветоваться.

– Вот я и пришел.

– Лучше позже, чем никогда.

Мысль эта была хоть и банальна, но совершенно здрава. Срабатывала она, правда, далеко не всегда, и в случае, например, с парашютом, раскрывшимся от удара об землю, утешала слабо.

Геннадий Федорович эту поговорку не любил. А в последнее время он не любил и само слово «никогда». Неприятное это было слово. Болезненное.

Геннадий Федорович приехал в свой клуб уже вечером первого января. Казино еще не работало, по этой причине не было в казино и клубе никого, кроме самого Гири и охраны.

Гиря медленно прошел по залу казино. Все отремонтировали, все сделали. Оставалось только собрать толпу, пригласить телевизионщиков и в их присутствии перерезать ленточку. Еще нужно было освятить центр порока.

На стенах под новой отделкой не было видно следов от пуль. Крови на полу тоже, естественно, уже давно не было.

Как не было крови и следов от пуль в вестибюле.

Три месяца назад все это было. И еще было два десятка трупов. И был Андрей Петрович, свешивающийся с кресла в кабинете. И была тоненькая струйка крови, соединяющая дырку у него в виске с полом. С лужицей крови.

Гиря поднялся на второй этаж, вошел в приемную.

Секретаршу на место Нины он еще не взял. Не успел. В дурке он отлично обходился без секретарши.

В кабинете также все успели убрать и отремонтировать. И даже кресло заменили. Сначала Гире даже нравилось смотреть на кресло, в котором закончился путь Андрея Петровича. Потом это стало безразлично. И даже неприятно.

Гиря подошел к бару.

Тут он нашел тогда гранату. Лимонку. Привет от Гринчука.

Это потом он понял, что от Гринчука, подумав на досуге. А тогда сорвался. Забился в истерике. И тогда, пожалуй, впервые, вдруг понял, что жизнь может оборваться в любую секунду. И от всей крутизны останется только крутой гроб из красного дерева.

Гиря открыл дверцу бара. Достал початую бутылку водки.

Для своих людей он организовал гулянку. Сейчас они сидели, как обычно, в «Космосе» и пили за его здоровье.

А Гире хотелось посидеть одному. Странно. Раньше он никогда… Гиря выругался. Раньше он любил веселую шумную компанию. Теперь…

Зазвонил телефон на столе.

– Чего? – спросил Гиря.

– Приехал этот, Виктор Евгеньевич, – доложил охранник снизу, от входа. – Пошел к вам.

– Сам приехал?

– Водила остался в машине.

Гиря положил трубку, оглянулся быстро, сел за журнальный столик и открыл бутылку, захваченную из бара. Сделал глоток водки прямо из горлышка, потом налил в стакан. Расстегнул пиджак.

Без стука открылась дверь, и в кабинет вошел Виктор Евгеньевич. Невысокий, с аккуратной прической. Небольшая бородка и усы делали его похожим на профессора, по мнению некоторых. Профессора-патологоанатома, как добавил кто-то, встретившись с ним взглядом.

– А! – радостно приветствовал гостя изрядно выпивший Гиря взмахом стакана. – С Новым годом! А я тут сижу в одиночку, водку жру. Так можно, блин, совсем спиться на хрен.

– Добрый вечер, – ровным голосом ответил Виктор Евгеньевич, садясь в кресло за письменным столом.

В хозяйское кресло.

Этой сволочи, как успел заметить Гиря, нравилось демонстрировать свое превосходство. Но пьяному Гире это было по барабану. Пьяный Гиря очень обрадовался, что у него появился собутыльник. Пьяный Гиря взял второй стакан, налил в него водки до половины.

– Выпьете, Виктор Евгеньевич?

– Нет, спасибо, – выражение лица гостя стало брезгливым. – Я к вам по делу.

– Деловой, значит, – усмехнулся Гиря, – с деловым, значит, визитом. В праздничный, твою мать, день.

Гиря оглянулся на окно. За ним уже была темнота. Фонари на улице по обыкновению, не горели.

– Или ночь, – сказал Гиря.

Выпил, оглянулся в поисках закуски, ничего не обнаружив, достал из пачки сигарету и понюхал ее.

– Так что случилось? – спросил Гиря.

– Произошло похищение, – сказал Виктор Евгеньевич. – Похитили парня семнадцати лет. И потребовали очень крупный выкуп.

– Ну? – спросил Гиря. – А я при чем?

– Милицию к этому делу решено не привлекать, а вот ваших людей…

* * *

– Никто ничего не найдет, – сказал Гринчук. – это понятно даже и ежу.

Граф молча кивнул. Ситуация выглядела действительно тупиковой. Найти новых людей в крупном городе да еще за один-два дня. Граф был совершенно согласен с Зеленым, что искать нужно не исполнителей, а заказчиков. Но тут тоже были проблемы.

– Понимаешь, Юра, – сказал Граф. – У Липских нет врагов. То есть, его могут не любить, но предпринять по этому поводу что-нибудь серьезное не станет никто. Система выстроена уже довольно давно и работает неплохо. Устраивать такие крутые разборки в Обществе, это все равно, что кидаться камнями в стеклянном доме. При любом раскладе посыплются осколки. Наезд снаружи… Для этого нужно иметь слишком много подробной информации изнутри.

– Это я и сам знаю.

– Это я для себя говорю, – сказал Граф. – Может, хоть пива?

– Обойдусь.

– Ну, ладно. Семья Липских не слишком счастлива, но это, как ты понимаешь, обычное состояние семей. Ленька от первого брака, развелся его папа с мамой лет семь назад и женился на своей, как водится, секретарше. Наталье двадцать пять лет, стерва еще та, но одарила супруга двумя детьми-погодками и прочно держит его в узде.