Книга Да будет любовь! - Виктория Александер

Джудит усмехнулась:

– Дорогой Джонатон, я хранила и гораздо более важные твои секреты… как и ты мои.

Маркиз на мгновение задумался.

– А ведь у тебя есть весьма интересные секреты, не так ли?

– Как и у тебя. Хотя твои, вероятно, не столь интересные. – Джудит снова усмехнулась. – Понимаешь, если Фиона обнаружит, что ты снабжаешь ее деньгами, которые, как она считает, заработаны от продажи книги, она может никогда тебе этого не простить. Гордые женщины не могут хорошо относиться к тому, что они воспринимают как благотворительность по отношению к ним.

– Она ничего не обнаружит, – уверенно произнес Джонатон. – Я позабочусь об этом. Весь замысел известен только Норкрофту и мне.

– А также мне.

– Но ты ведь умеешь хранить секреты…

– Когда это необходимо, дорогой Джонатон. Должна признаться, ты меня заинтриговал. Когда книга выйдет из печати, – она улыбнулась, – не забудь оставить один экземпляр для меня.

– «Первые лучи солнца позолотили кожу нимфы. Бог Зимы хотел ее…»

Джонатон сделал паузу, подыскивая нужные слова.

– «Он ощущал это ноющими чреслами».

– «…ноющими чреслами». – Фиона, склонившись над листком бумаги, усердно записывала. – Очень хорошо, милорд.

Джонатон рассеянно кивнул. Хотя они начали совместную работу в библиотеке Оливера всего час назад, он уже изрядно утомился, даже при том, что советы Джудит очень ему помогли. Она была права в том, что он не должен потворствовать чувствам Фионы, не определившись с тем, какие чувства испытывает к ней. Что касается необходимости дружить с Фионой, в этом определенно был свой резон.

К сожалению, такие слова, как «знойное тело» и «ноющие чресла», весьма сильно мешали ему держать себя в руках.

Фиона подняла на него глаза:

– И что дальше? Какая будет следующая строка?

Похоже, ее нисколько не волновали произнесенные им слова; маркиз мог бы с равным эффектом диктовать ей рассказы для детей.

– Следующая строка? – В данный момент Джонатон едва ли мог вспомнить свое имя, а уж сообразить, какой будет следующая строка, для него и вовсе не представлялось возможным.

Он сделал вдох, чтобы успокоиться. Если слова о ноющих чреслах не оказали на Фиону никакого действия, то он определенно не собирался доводить до ее сведения, что его они очень волновали.

– Итак, пишите: «Она не обращала на него ни малейшего внимания, словно вообще не замечала его присутствия».

– Готово. Продолжайте…

Солнце позднего утра бросало косые лучи через окно, и волосы Фионы приобрели медный оттенок, словно и в самом деле они были сделаны из меди.

– «Не замечала взгляда, скользящего по ее фарфоровой коже».

В эту минуту Фиона напоминала маркизу средневековую колдунью, записывающую рецепты колдовских снадобий, используемых для приворота рыцаря.

– «Желание, пронизавшее его тело…»

– Как, по-вашему, кожа может быть одновременно фарфоровой и золотистой? – неожиданно спросила Фиона.

– Что? – Вопрос тут же вернул Джонатона к действительности.

– Я говорю, кожа, как может она быть одновременно фарфоровой и золотистой? – Фиона повторила вопрос, на этот раз медленнее и четче, как если бы умственные способности Джонатона вызывали у нее сомнения. Глядя на лежащий перед ней лист бумаги, Фиона глубоко задумалась. – Мне кажется, «фарфоровый» рождает ощущение чего-то холодного, в то время как «золотистый» – чего-то гораздо более теплого.

Маркиз недоверчиво уставился на нее, и все мысли о магии богини с волосами медного оттенка тут же исчезли, сменившись раздражением.

– Ну так как же? – Фиона подняла на него глаза. – Какая кожа – фарфоровая или золотистая?

– И фарфоровая, и золотистая.

Она покачала головой:

– Такого не может быть.

– Очень даже может, если я это говорю. Это литературная вольность, сочинение. Я, автор, могу написать все, что мне вздумается. – Он скрестил руки на груди. – Если я захочу, чтобы эта конкретная нимфа имела кожу одновременно фарфоровую и золотистую, она будет иметь именно такую. Ну, пишите дальше.

Фиона пожала плечами и снова обратила все внимание на бумагу.

– Боюсь, в этом нет ни малейшего смысла… – негромко пробормотала она, и у Джонатона вдруг родилось подозрение.

– Вы пишете все так, как я сказал?

Фиона любезно улыбнулась:

– Нет.

– Нет?

– Я изменила фразу. Теперь это звучит так: «Не замечала того, как его алчный взгляд скользит по ее теплой коже».

– Я ничего не говорил про алчный взгляд.

– Не говорили, но мне так больше нравится. Следующее предложение, пожалуйста.

– Если вы не собираетесь в точности записывать то, что говорю я, тогда, может быть, лучше я буду записывать сам?

– Что ж… – Фиона поднялась из-за стола. – Тогда я буду шагать по комнате, бормотать себе что-то под нос и время от времени стонать, демонстрируя муки творчества. – Она снова улыбнулась невинной улыбкой.

Некоторое время маркиз неподвижно смотрел на нее и вдруг почувствовал, что его раздражение куда-то уходит.

– Муки творчества?

– Именно.

Не выдержав, он засмеялся:

– Неужели я выгляжу настолько смешным?

– Я бы сказала… забавным.

– В самом деле? – Джонатон хмыкнул. – Прежде мне никогда не приходилось слышать о себе такого.

– Тем не менее это так и есть. – Фиона несколько мгновений пристально смотрела на него. – А вы всегда так пишете?

– Ну, иногда я действительно шагаю по комнате, обдумывая ту или иную фразу, но никаких стонов от мук творчества я как-то не помню. – Он пожал плечами. – Впрочем, я никогда раньше не наблюдал за собой, а также никогда не пробовал кому-то диктовать свои произведения.

– Как вы думаете, мистер Диккенс тоже стонет и шагает по комнате?

– Вряд ли, гений мистера Диккенса таков, что он просто прикасается пером к бумаге и слова сами ложатся должным образом.

Фиона засмеялась:

– Уверена, что нет. Думаю, что он так же мучительно ищет каждое слово, как и вы.

– Возможно, но его муки искупаются знанием того, что весь мир с нетерпением ожидает следующую работу великого мастера. – Маркиз поморщился. – Увы, тот же самый мир не ожидает моего творения и даже не знает, что я существую.

– Но возможно, когда-нибудь…

– Возможно. – Джонатон покачал головой. – Хотя, кажется, я скорее готов заниматься денежными операциями, чем писательством, если судить по крайней мере по достигнутым успехам. Я пока не продал ни единого рассказа, в то время как мои коммерческие предприятия принесли мне приличную прибыль.