Книга Сандаловое дерево - Элль Ньюмарк

Мы помогли миссис Кроули вернуться в ее дхули, и Фелисити, вальсируя, увлекла меня в свой дом, в то время как носильщики следовали за нами с моими чемоданами.

Мы прошли через тенистую веранду, практически полностью укрытую вьюнками и лианами, и вступили в комнату с высоким потолком и голыми стропилами, очень похожую на то, что я видела в Калькутте, только меньше размером. Пол устилали бамбуковые циновки, накрытые сверху сине-полосатыми хлопчатобумажными ковриками, которые хорошо гармонировали с синими рамами окон и синими же ставнями. В каждой из двух спален стояло по альмире для одежды и белья, а окна были завешены сари цвета слоновой кости. Книги хранились в застекленных шкафах, чтобы уберечь их от термитов, а оштукатуренные стены были окрашены в прохладный серый цвет.

«Садись, Адела. Ты наверняка очень устала», — сказала она и тут же сама плюхнулась в плетеное кресло, стоящее у дивана с овальной спинкой.

Я села в другое, обтянутое парчой, с крепкими подлокотниками из тикового дерева, и заметила, насколько прохладнее внутри, чем снаружи. Фелисити указала на плетеные тростниковые экраны, прикрывающие окна: «Слуги держат их сырыми в жару, тогда сквозь них проникает прохладный ветерок».

«Ты хорошо выглядишь, Фелисити, — сказала я, и она одарила меня своей удивительной, неожиданной улыбкой. — Но твое платье… на тебе нет туфель и… где твоя мама?»

«Конечно же, у меня есть туфли, глупая ты гусыня. Но в доме они мне просто не нужны, не так ли? А еще ты вскоре сама убедишься, как красиво носить сари, как оно элегантно, не хуже любого бального платья и во сто раз удобнее. А что касается мамы… — Она беззаботно рассмеялась. — Мама — жена губернатора и никогда не станет жить в таком непритязательном бунгало, как это. Ты же видела наш дом в Калькутте».

«Но где она тогда?»

«У нее прекрасные номера в гостинице Симлы, где она может есть чудные булочки в „Пелити“, играть в вист и наблюдать за игрой в крикет с другими леди из ее Клуба. Она играет в теннис, обожает джин по вечерам и безобидно флиртует».

«Ты вообще когда-нибудь видишься с нею?»

Фелисити уже не улыбалась.

«Когда я прибыла в Калькутту, то долго стояла на причале, ожидая ее. А она стояла совсем рядом — мы просто не узнавали друг друга, пока почти все не разошлись. Конечно, прошло десять лет, но мы действительно не узнали друг друга. — Она пожала плечами. — Маму шокирует та жизнь, которую я для себя выбрала, но у меня есть свои деньги, а у нее свои, и потому…»

Ее голос замер, но еще до того, как я смогла ответить, Фелисити посмотрела куда-то мимо меня и позвала: «Входи, Лалита. Познакомься с моей хорошей подругой, мемсаиб Аделой». Я повернулась и увидела девочку в белом сари, двенадцати или тринадцати лет, скользнувшую в комнату. Она поздоровалась со мной, а потом, молитвенно сложив руки у подбородка, вышла.

«Лалита — моя служанка, что-то вроде горничной для леди, она будет прислуживать и тебе». При этих словах я, должно быть, побледнела, так как Фелисити поспешно добавила: «Мне так жаль Кейтлин. Ее потеря, наверное, стала для тебя тяжелым ударом». «Я ничего не могу с этим поделать. Думаю о ней каждый день». Мы замолчали, а человек в длинной белой рубахе и синем тюрбане внес поднос с чаем и ломтиками манго, разложенными на тарелке.

«Спасибо, Халид, — поблагодарила его Фелисити и кивнула на поднос: — Пожалуйста, подкрепись немного. Водонос готовит для тебя ванну, а потом можешь вздремнуть. Комната проветрена и готова тебя принять. — Она разлила чай кремового цвета из чайника, на котором кое-где виднелись сколы. — Это индийский чай. Масала чай». Она передала мне чашку, и я с наслаждением попробовала восхитительный, сладкий и пряный на вкус напиток. Откинувшись в кресле, я внезапно ощутила навалившуюся на меня усталость. Нет больше никаких баджеро и дхули, никакой миссис Кроули и душных гостиных в Калькутте, а леди Чэдуик счастливо поедает свои булочки в Симле. Все просто замечательно. Я положила голову на спинку кресла, наблюдая за кривоногим водоносом, который таскал воду из колодца, грел ее на открытом огне, а потом переносил, наполняя оцинкованную ванну, по четыре галлона за один раз. Фелисити кивнула, и Лалита опустилась на колени у моих ног и сняла с меня ботинки.

Июнь 1856

По правде сказать, в Калькутте, путешествуя в паланкинах и перемещаясь из одной английской гостиной в другую, я не видела ничего индийского. Здесь разносчики-торговцы приходят прямо к дверям — со своими ящиками с разнообразной снедью, которые они носят на голове, а крестьянские повозки, запряженные волами, проплывают вверх и вниз по дороге, проходящей недалеко от дома. Служебные постройки располагаются настолько близко, что мы как будто живем вместе со слугами. По утрам мы для разминки ездим в деревню, а в полдень обезьяны уже скачут по сандаловому дереву, что растет перед бунгало, иногда запрыгивая через окна на веранду, чтобы усесться в плетеные кресла, словно в ожидании чая. Иногда Фелисити становится под сандаловым деревом и бросает им конфеты. Индусы считают сандал священным деревом и благоприятным знаком, если он растет перед домом. Нас окружают пурпурные дикорастущие гелиотропы, красные бугенвиллеи и белые рододендроны. Фелисити выращивает на клумбах под сандаловым деревом огненные индийские бархатцы и сажает вдоль веранды, просто потому что считает их веселыми цветами. Местные жители тоже любят бархатцы, используя их для гирлянд и храмов. Я решила, что их солнечный оттенок как нельзя лучше подходит для универсального символа радости. Все остальные цветы в той или другой степени зависимы от погоды, но только не стойкие цветки бархатцев, которые не берет ни жара, ни холод и которые неустанно расцветают лишь для того, чтобы радовать наши сердца.

Глава 14

1947

Приглушенный скрип резиновых колес коляски эхом разлетелся в тишине буддийского храма. Билли, к счастью, спал, а иначе бы его высокий голосок пробежался рикошетом по стенам. Каменный пол приятно холодил босые ступни; чувствуя себя незваным гостем, я лишь усилием воли удержалась от того, чтобы не ступать на цыпочках.

Помещение было намного меньше церкви Христа и напоминало ярко раскрашенные индуистские храмы, встречавшиеся здесь на каждом шагу. На одной стене висел исписанный каллиграфическим почерком свиток, на другой — разноцветная тангка, живописующая события индийских мифов. Как и в индуистских храмах, здесь не было стульев, а вместо Ганеши или Ханумана под золотистым балдахином сидел массивный каменный Будда, у ног которого горели масляные лампы, освещавшие подносы с подношениями: бархатцы, миска с рисом, печеные яблоки, папироски биди, черно-белая фотография, браслет из бисера — значение которых было известно только молящимся и Будде.

Относительная пустота храма ощущалась как нечто чужеродное. Я привыкла к мозаичному стеклу и органам, золоченым святым, серебряным канделябрам и потолку с голыми херувимами. В строгости, скупости убранства, пустоте присутствовало некое ощущение ожидания.