Книга Торговец забвением - Дик Фрэнсис

Первый грабитель, застрявший в фургоне, продолжал верещать. Очевидно, эти крики подстегнули его напарника, который перестал прижимать меня к дверце и уронил коробку с вином на землю у моих ног. Я успел заметить лохматые черные волосы, густые черные усы и глаза, не предвещавшие ничего хорошего. Он врезал мне по челюсти, отчего она так и затрещала. Но я в долгу не остался и изо всей силы врезал ему в ответ.

Никто не учил меня драться, поскольку у меня не было ни малейшего желания учиться этому. Ведь человек, умеющий драться, непременно попадает в разные неприятные ситуации, так и притягивает людей, норовящих нанести физическое увечье, а для меня главным в жизни являлось стремление по возможности обойтись без увечий. Умение драться неизбежно влечет за собой появление пистолетов, людей, которые будут палить в тебя из-за угла. Умея драться, ты и сам рано или поздно можешь кого-нибудь убить. Умение драться иногда приводит к получению креста Виктории и ордена «За боевые заслуги», так, во всяком случае, думалось мне в детстве. И храбрость отца и деда казалась при этом не только недостижимой, но и чужеродной, точно оба они принадлежали к какой-то другой расе.

В это же воскресенье неловкие мои попытки разделаться с грабителями были продиктованы вовсе не храбростью, но ослепляющей разум злобой. Да какое, черт побери, право имеют они посягать на мою собственность? Не смеют, не должны и не будут, я им, чертям, покажу!

Им есть что терять. Свободу, к примеру. К тому же я наверняка повредил первому типу или тазобедренную кость, или почки, и все его существо, должно быть, взывает к отмщению.

Вообще вся эта борьба сводилась вовсе не к ударам кулаками. Нет, то была довольно сумбурная возня с пинками, толчками и ударами о жесткие поверхности, с использованием колен для тупых пинков по мягким частям тела. Почти сразу же запал мой иссяк. Второй грабитель тотчас же воспользовался этим обстоятельством и, приоткрыв дверцу, сунулся в кабину фургона. И оказался в той же рискованной позе, чем я не преминул бы воспользоваться, не будь руки у меня заняты его напарником. И отпустил я его слишком поздно, чтобы атаковать.

Номер два уже выпрямился и стоял возле кабины, тут-то и прекратилась драка. Запыхавшийся и торжествующий, он сжимал в руке короткоствольный дробовик, ствол которого подло целился прямо мне в грудь.

— Отвали, — мрачно приказал он мне.

Я отвалил.

Ну вот, дошло и до ружей, судорожно размышлял я. И только тут со всей ясностью осознал, что умирать из-за нескольких коробок вина вряд ли стоит. Я, пятясь задом, поднялся на одну ступеньку, потом — на вторую и третью и почувствовал, что уперся спиной в стену рядом с дверью. Задняя дверь в лавку имела привычку захлопываться сама, если только ее чем-нибудь не подпереть, и была в данный момент просто плотно закрыта. О, если бы удалось подобраться и проскочить в нее, тогда бы я был в безопасности. Следом пришла вторая, не столь обнадеживающая мысль: стоит мне попробовать сунуться в дом — и они выстрелят.

И тут я увидел, как во двор въехала машина Джерарда, и понял, что человек с дробовиком никак не может решить, стрелять в меня или нет. Вот он резко развернулся лицом к машине и выпалил из одного ствола. Я неловко нащупал дверь, рванулся к ней. Я знал, что следующий выстрел предназначается мне, уголком глаза успел заметить, как он разворачивается ко мне. Я знал, что, выстрелив раз, он непременно выстрелит и второй, что все запреты для него пали. Ему стоило сделать каких-то пять шагов навстречу, чтоб пробить во мне дыру, которая свалила бы и быка. Никогда прежде не замечал я в своих движениях подобной прыти, скачками продвигаясь к спасительной двери. И тут он спустил курок.

Я влетел внутрь и рухнул на пол, но не потому, что меня сразила пуля. Нет, просто весь коридор был заставлен коробками и ящиками с вином, и я споткнулся. Дробинки, угодившие в руку, жгли как огнем, как раскаленным острием ножа.

Дверь за мной тут же захлопнулась. Надо бы запереть ее изнутри, вяло подумал я, тогда им до меня не добраться. И тут же пришла мысль о Джерарде. Он там, снаружи, в машине… Две эти мысли путались в голове, а сам я тупо смотрел, как по правой руке стекает и капает на пол кровь. Ах, да что там, ладно… Я ведь еще не умер, верно? С трудом поднявшись на ноги, я приоткрыл дверь — ровно настолько, чтоб видеть, что происходит во дворе. И обнаружил, что ничего примечательного, если не считать того, что оба черноволосых разбойника садятся в свой фургон — с явным намерением удрать.

Остановить их я не пытался. Фургон пулей промчался мимо машины Джерарда, выехал на дорогу и тут же скрылся из вида. Последнее, что я успел заметить, это распахнутые задние дверцы и три или четыре ящика вина внутри.

По ветровому стеклу «Мерседеса» Джерарда расползалась паутина трещин. Я с нарастающим страхом приблизился к машине и увидел, что он лежит на переднем сиденье, по плечу расплывается красное пятно, зубы стиснуты от боли.

Я распахнул дверцу рядом с водительским местом. Человеку в минуты стресса и ужаса свойственно говорить самые нелепые вещи, и я сказал:

— Простите, что так получилось… — зная, что он вернулся, чтобы помочь мне, что мне не следовало выходить из машины, тогда бы всего этого не случилось.

Из-за угла выбежал Санг Ли, широкое добродушное лицо искажено от волнения.

— Выстрелы! — сказал он. — Я слышал выстрелы. Джерард, болезненно морщась, произнес:

— Я увернулся… Увидел ствол и пригнулся. Но немного опоздал, — держась за руль, он медленно выпрямился, с одежды, точно снежинки, с шуршанием сыпались мельчайшие осколки стекла. — Полиция выехала, вы, как вижу, живы. Так что обошлось. Могло быть гораздо хуже.

Санг Ли, вполне прилично говоривший по-английски, смотрел на Джерарда, точно ушам своим не верил. Я же глупейшим образом расхохотался.

— Мистер Тони, — осторожно начал китаец, словно опасаясь за мой рассудок, — а вы знаете, у вас тоже кровь…

— Да, — сказал я.

Выражение лица Санг Ли свидетельствовало о том, что все англичане, по его мнению, просто полоумные. Не спас положения и Джерард, попросивший беднягу вызвать «скорую», если тот, конечно, ничего не имеет против.

Санг Ли умчался, продолжая пребывать в полном недоумении, Джерард одарил меня неким подобием вежливой светской улыбки.

— Кровавые воскресенья, — заметил он. — Похоже, они становятся традицией, — затем, после паузы, поморщился и добавил: — Номер их фургона запомнили?

— Ага, — кивнул я. — А вы?

— Да. Уже продиктовал полиции. А этих типов хорошо разглядели?

— На них были парики, — сказал я. — Лохматые черные парики, совершенно одинаковые. И густые черные усы, тоже одинаковые. Накладные, полагаю. На руках резиновые хирургические перчатки. Но если спросите, узнаю ли я их без грима, боюсь, что ответ, увы, будет отрицательный.

— У вас кровь, — заметил он. — Капает из руки.

— Они украли у меня вино.

Помолчав, он спросил: