Книга Марадентро - Альберто Васкес-Фигероа

– А что мы можем сделать? – спросил Себастьян.

– Я сам хотел бы это знать, парень, – ответил венгр. – Пока я знаю, чего нам не следует делать: плыть вниз по течению, – а что делать, не представляю.

– Вернуться? – робко предположила Аурелия.

– Куда? В Трупиал, где сейчас чернореченцев больше, чем в самом Сан-Карлосе? – Он отрицательно покачал головой: – Не думаю, что это удачная мысль.

– Справа была какая-то река.

– Да. Знаю, – ответил венгр на замечание Айзы. – Приток, который остался позади пару часов назад, но я не знаю ни что это может быть, ни откуда он течет.

– А что там, с той стороны?

– Верховья Парагуа, а дальше – Сьерра-Пакарайма и бразильская граница. Край, куда никогда не ступала нога ни одного «цивилизованного» человека и где живут одни враждебные племена.

– Гуайка?

– Может, и гуайка, хотя они обычно обитают дальше, на юго-западе, в верховьях Окамо и Ориноко. – Он помолчал. – Знаешь, что значит «гуайка»? «Те, кто убивает». – Он скорбно покачал головой. – Мне вовсе не улыбается выбирать между гуайка и чернореченцами. Это все равно как если бы мне предложили выбрать: выколоть ли мне глаз или вырвать язык.

– Ксанан – гуайка, – заметила Айза.

– Но он мертв, а как сказал бы гринго, «хорош только тот гуайка, который умер». – Венгр тяжело вздохнул – верный знак, что он растерян. – Поймите меня правильно, – продолжил он. – Я ничего не имею против индейцев и часто живу с ними долгое время, но обычно это пемоны, арекуна или камаракото: мирные люди, с которым приятно общаться. Мне симпатичны даже макиритаре и йекуана, только не гуайка. Эти последние – примитивные, кровожадные и вдобавок во что бы то ни стало хотят сохранить независимость. Они ненавидят «разумных», и я знаю много случаев, когда старатели попадали на их территорию – и больше их никто не видел. На дворе уже тысяча девятьсот пятидесятый, а их край все еще остается самым неисследованным на планете, и одному Богу известно, что там может находиться.

– Алмазы.

– Ты уверена?

– Уверена, – ответила Айза. – Месторождение МакКрэйкена находится на вершине тепуя, только не на востоке, а на западе от Карони. В этом и заключается ошибка, которую совершает Джимми Эйнджел в своих поисках, потому что заблуждался сам МакКрэйкен, сообщивший ему, где их надо вести. Он не учел того, что Карони делится на два рукава: западный – это Парагуа, а восточный – настоящая Карони. Он их путал, поэтому месторождение должно находиться в междуречье.

– Откуда ты знаешь?

– Видела во сне.

– Иди к черту!

– Ладно, пойду к черту. Но я видела это во сне, не зная, что две реки сливаются в одну, а когда сверилась с вашими картами, оказалось, что так оно и есть. – Тон ее голоса казался особенно настойчивым, и она держалась очень уверенно. – Меня не интересует это месторождение, – продолжила она. – По мне, так оно может оставаться там, где находится, но я знаю, что оно расположено к западу от Карони и что там его никто не искал.

Венгр ничего не сказал, вышел на берег и исчез среди зарослей. Ему было необходимо переварить услышанное. Все это просто не укладывалось у него в голове. Чертова девчонка опять ухитрилась сделать так, что его мозг был готов вот-вот взорваться. В жизни венгр всякого нахлебался, но даже в самых нелепых происшествиях прослеживалась хоть какая-то логика. А сейчас – нет. Начиная с того злосчастного дня, когда он столкнулся с беспокойной семейкой, события, казалось, подчинялись самому невообразимому абсурду.

Невозможно было понять, как Айза, никогда раньше не бывавшая в Гвиане и ничего не знавшая о ее истории, обычаях и географии, оказалась способной решить старую загадку потерянного месторождения путем простого предположения относительно обстоятельства, на которое, похоже, никто раньше не обратил внимания.

Но когда в начале века шотландец МакКрэйкен и ирландец Эл Вильямс открыли свое сказочное месторождение, большинство путешественников и географов – как венесуэльских, так иностранных – обычно путали Верхнюю Парагуа с настоящей Карони, которая протекала приблизительно в ста километрах справа от нее. Затем обе реки сливались, чтобы вместе проделать последний участок пути, и именно это, несомненно, и породило ошибку, которую спустя годы разъяснили разные официальные экспедиции, хотя вполне вероятно, что МакКрэйкен, в то время живший в Соединенных Штатах, так и остался в неведении.

Выходит, Джимми Эйнджел искал месторождение восточнее Карони, тогда как в действительности должен был искать восточнее Парагуа, а это запад Карони. Получается, между двух рек.

Вот уж прокол так прокол: столько людей погибли или всякого натерпелись, ведя поиски там, где этого и не могло быть, – и вдруг явилась девчонка с далекого острова, где нет ни одного дерева и ни одного алмаза, и в два счета утерла им нос.

Он вспомнил, как тяжело ему далось восхождение на Ауянтепуй, как висел на каменной стене, отвесно уходившей в пропасть глубиной более тысячи метров, как страшно кружилась голова, пока не добрался до вершины, и у него возникло непреодолимое желание отхлестать себя по щекам за то, что свалял такого дурака.

Как он сможет и дальше выступать знатоком сельвы, рек и копей, если эта девчонка, вечно погруженная в себя, несколько дней назад утерла ему нос с алмазами, которые оказались вовсе не там, где он их искал, а на дне Куруту, а сейчас точно так же продемонстрировала, что «Мать алмазов» находится не там, где все думали?

Он вернулся обратно – с опущенной головой и погруженный в размышления – и какое-то время наблюдал за Айзой, что-то писавшей в своей таинственной тетради в синей обложке, с которой никогда не расставалась, в то время как мать и братья готовили ужин.

– Я снимаю с себя ответственность, – серьезно сказал Золтан. – С этой минуты, что бы мы ни делали, что бы ни произошло, я больше ни за что не отвечаю. – Он поискал трубку и жадно закурил. – Я умываю руки! – решительно заявил он.

Все четверо уставились на него, никто из них не сделал ни малейшей попытки возразить против подобного решения, и все-таки, протягивая ему кусок жареной рыбы, Аурелия спросила:

– Вас беспокоит путешествие?

– Очень.

– Из-за гуайка?

– Естественно.

– Вы их так боитесь?

– Больше всего на свете.

– Почему бы вам тогда не остаться? Мы поможем вам построить плот, и вы поплывете дальше – к Парагуа. Чернореченцы охотятся не за вами. Они охотятся за Айзой.

Он лишь взглянул на нее, и в его прозрачных глазах так ясно читался ответ, что Аурелия не отважилась настаивать и, желая скрыть свое смущение, пожала плечами и предложила дочери кусок рыбы.

Спустя почти час, когда красное солнце, которое окрасило багрянцем рассеянные облака, игравшие в догонялки по небу, исчезло за кронами высоких хубий[41]на противоположном берегу, они вновь сели в лодку и, удостоверившись в том, что на Куруту нет ни души, выбрались из укрытия и начали энергично грести против течения.