Книга Город грешных желаний - Елена Арсеньева

Троянда стояла ни жива ни мертва. И вдруг какая-то молодаяженщина, так ретиво добивавшаяся поцелуя Аретино, что даже оступилась искатилась по лестнице на несколько ступенек, невзначай обернулась — и увиделаТроянду. Она на мгновение оцепенела с разинутым ртом. а потом завизжала так,словно увидела мертвеца, восставшего из могилы. И ее трудно было за это винить,ибо кого иного представляла сегодня Троянда? А сейчас, полуживая от усталости,разочарования, едва дыша от ревности, растрепанная, в расплывшемся, размазанномгриме, с безумным взглядом, она, конечно, являла собою не только жуткое, но иотталкивающее зрелище…

На вопль обернулись другие женщины — и множество новыхкриков огласило округу. Обольстительная группа вокруг Аретино распалась.Красотки, внимание которых до сего времени было всецело приковано к Джилье иАретино, наконец-то разглядели страшную незнакомку Некоторые из них убежали вдом, остальные окружили Троянду, наперебой восклицая:

— Что это такое? Откуда она? Пошла вон, вон отсюда!

— Ну-ка угомонитесь, мои ненаглядные! — Голос Аретиноперебил стрекот и щебетание и заставил всех замолчать. — Отстаньте от нее. ЭтоАретинка. Понятно? А что до ее вида, то вы, верно, забыли — нынче карнавал!

— Кого же она изображает на этом карнавале?Полуразложившийся труп? И что, кому-то понравилась такая маска? Да ведь ее видаиспугается даже тигр-людоед! — разразилась восклицаниями хорошенькая смуглянка,но ее перебила другая красотка, с медовыми глазами и кудрями цвета меда.

— Аретинка-а? — протянула она, не заботясь прикрытьроскошную грудь, вывалившуюся из корсажа и отмеченную свежим отпечатком губхозяина дворца. — Еще одна, что ли? А мы как же?

— Да, а мы, а мы?! — загомонили прекрасные дамы, но Аретиноснова шикнул на них:

— А ну тихо! Это моя новая Аретинка. Ее имя Троянда, чтоозначает роза.

— Роза?! — повторила особа с медовыми глазами. — Да ты,верно, шутишь, Пьетро! Одно отребье зовешь Лилией, другое — Розой… А кто жетогда Полынь, Чертополох, Крапива, Плесень? На какой мусорной куче ты срываешьсвои цветы?

— На той же, где подобрал и тебя, Филумена! — в яростивыкатив глаза, крикнул Аретино. — Пошла в дом, ну! Заткни свою пасть, а заоднои пасть своему младенцу: я и Здесь слышу, как орет ненасытное брюхо.

— Да ты и сам ненасытное брюхо! — огрызнулась красавица,впрочем, подчиняясь и уходя во дворец.

— Заткнись! — рявкнул ей вслед Аретино. — Клянусь, моетерпение небеспредельно, и Филумене очень скоро предстоит это узнать. Ну а вычто стали? — грозно обратился он к другим женщинам, все еще разглядывавшимТроянду, причем две из них пресерьезно спорили, настоящая ли могильная гниль наее рубахе или всего лишь краска. — Или тоже хотите узнать, сколько я ещенамерен вас терпеть?!

Его гневный голос, словно порыв урагана, унес стайку в дом,и на террасе остались только четверо: Аретино, Троянда, Луиджи — и Джилья,по-прежнему скорчившаяся на ступеньках.

— Полагаю, хватит с нас на сегодня костюмированных балов, —не то сердито, не то смущенно обратился Аретино к Троянде, беря ее за руку. —Пора переодеться, голубка. Пойдем!

Он потянул Троянду за собой, но та не тронулась с места. Онаедва удерживала слезы, и, чудилось, только полная неподвижность помогала ейсохранять внешнюю невозмутимость.

— Ну, что такое? — чуть нахмурился Пьетро, когда она неподчинилась его воле.

«Такого» было много. Человек десять, наверное. Этикрасавицы, одетые слишком роскошно и слишком легкомысленно, — кто они такие?Осколки прошлой жизни Аретино, которую он вел до встречи с Трояндой и о которойей известно так мало — да что там, ничего не известно? Или это его дневныеигрушки, в то время как Троянда ночная? Слезы едва не хлынули у нее из глаз отревности, змеей ужалившей в самое сердце. Но если она чему-то научилась завремя своей многотрудной жизни, так это истолковывать благоприятно для себялюбое знамение божие, любое явление небесное и проявление натуры человеческой.Она была безмерно одинока в мире зла, и никак невозможно выжить, если только непребывать в постоянном убеждении: все, что ни делается, делается к лучшему.

Вот и сейчас, оказавшись бессильной против бури чувств,среди которых властвовал ужас разочарования, она мгновенно выстроила целуюоборонительную цепочку доводов в защиту Аретино: это, конечно, те самыеженщины, которых он пригрел и подобрал с их малыми детьми (он рассказывал обэтом). А поскольку Пьетро — человек необычайно великодушный, он не можетдопустить, чтобы обездоленные женщины чувствовали себя чем-то ему обязанными.Вот и позволяет им, существам недалеким, не отличающимся тонкостью душевной, с собойкак попало вольничать! Больше всего Троянду ранило, что эти беспутные созданиясчитают себя вправе тоже именоваться Аретинками. Однако объяснение нашлось иэтому. Они ведь под защитой Аретино, они как бы принадлежность его дома, азначит… Конечно, она думала, что это ее личный титул. Но ведь Аретинка — всеголишь слово. Звук пустой! Стоит ли огорчаться из-за слова?!

И она одолела темную печаль в сердце и нашла силы поднятьизмученный взор, поглядеть в блестящие, страстные глаза Пьетро, шепнуть:

— Я люблю тебя. Какое счастье снова быть с тобой!..

— Ну вот, так-то лучше! — добродушно проворчал Аретино,мгновенно успокаиваясь из-за того, что обрел прежнюю покорную возлюбленную, имечтая сейчас только об одном: изведать ее покорность как можно скорее. — Идем,идем же!

Он шагал через две ступеньки, и Троянда еле поспевала заним. В мгновение они взбежали на верхнюю террасу, и обоим весьма некстатипоказался голос Луиджи:

— Осмелюсь спросить, синьор, но что делать с нею?

— С кем? — буркнул Аретино, не оборачиваясь.

— С Джильей!

— Тьфу! — плюнул Аретино, метнув через плечо яростныйвзгляд. — Да брось ее в канал — и все заботы.

Смешались три довольно громких звука: издевательский смешокЛуиджи, жалобный стон Джильи — и протестующий возглас Троянды, которая вырваласвою руку и отскочила, переводя возмущенный взгляд с Пьетро на его будущуюжертву.

— Да ведь она на грани смерти! — вскрикнула девушка.

— Ну и что? Меньше будет мучиться, — хладнокровно заметилАретино, спускаясь на ступеньку ниже и пытаясь вновь поймать руку Троянды. Нота не далась и глядела с таким осуждением, что Аретино вновь взъярился.