Книга Волк - Генри Лайон Олди

– Душ нам не повредит, – удовлетворение в голосе Ведьмы мешалось с раздражением, образуя гремучую смесь.

Марк глянул на браслет-татуировку, засекая время.

– Пятнадцать минут на гигиенические процедуры. Сбор в тамбуре. Р-разойдись!

Он заперся в крайнем левом боксе. Быстро разделся догола, не найдя вешалок или крючков, сложил вещи в узкий шкафчик и нырнул в душ. Осмотрелся в поисках сенсорной панели или хотя бы приемника голосового интерфейса – и мысленно обругал себя. Тормозим, офицер? Забыли, где находитесь? Может, вам еще командную голосферу подать?

Нейронный вирт-адаптер?!

К счастью, управляться с механическими кранами Марку было не впервой. Краны здесь оказались такими же, как в учебке на Сечене, разве что не протекали. Покрутив их туда-сюда, Марк отрегулировал температуру и напор – и блаженно замер под упругими, горячими хлыстами струй. Пять минут, Кнут. Отставить сбор и переработку информации. Выводы, планы дальнейших действий – потом. Сейчас – наслаждение. Чистое, незамутненное, плотское.

Ты, дружок, вынул свой мозг из черепной коробки. Ты положил его в шкаф рядом с одеждой. Мойся, овощ.

Когда отведенное время истекло, Марк зашевелился. Вслепую нащупал флакон – один из пяти, подмеченных им еще при входе в кабинку. Шампунь? Гель? Жидкое мыло? Лишь бы кошками не воняло… Кошачий запах, в той или иной концентрации, витал в здании повсюду. И как его местные терпят? Небось, привыкли, не замечают…

Содержимое флакона пахло земляникой. Гель хорошо пенился, и Марк с наслаждением натерся им с головы до ног, изведя весь флакон. Смыв ароматную пену вместе с пылью и по́том, он снова взглянул на браслет-татуировку. До контрольного звонка оставалось четыре с половиной минуты.

С примитивным устройством, гнавшим поток горячего воздуха без тоников, ароматизаторов и даже без регулировки температуры, Марк разобрался быстро. Хорошо хоть, зеркало имелось. Как умел, он расчесал-пригладил влажные волосы пятерней. Сойдет. В зеркале – многоугольнике, похожем на тот, который образовывали пирамиды в городе – отражался тощий, поджарый бродяга. Судя по виду, бродяга остро нуждался в длительном отпуске. Вон, ребра торчат…

Ребра, подумал Марк.

Услужливая дура-память подкинула из недавнего: туземец, убитый Жгуном – убивший Жгуна! – разрез на груди дикаря, треск ломающихся ребер, края раны расходятся, обнажая бьющееся сердце… Стигматы, вспомнил Марк. Он уже понимал, что сожгло мозг Жгуна. Если энергия гибнущего туземца хлынула не в аккумулятор, а в мозг лихого декуриона, стоит ли удивляться, что мозг был выжжен дотла? Но стигматы?! Дикарь фактически заставил Жгуна прикончить себя, да еще и на физическом уровне воспроизвел процесс вспарывания груди и извлечения сердца. Он что, так сильно хотел откинуть копыта?! Попытка заклеймить туземца обернулась трагедией для помпилианца. Марк полагал, что и для туземцев, гори они огнем, смерть должна быть трагедией. Для любого разумного существа, в конце концов! Но улыбка мертвеца, а главное, стигматы, мешали в это поверить.

Забыв обо всем, он уставился в зеркало. Почему дикари ликуют на пороге гибели? Допустим, астлане обладают неким подобием клейма. Взяв пленников, они берут их под контроль, вызывая у ботвы эйфорию. Что объясняет поведение дикаря в столкновении со Жгуном: природная реакция на клеймо. Это разумно: снимает момент сопротивления, облегчает хранение ботвы и выкачку энергии. Так проще везти, содержать, убивать…

Но стигматы?

Дикарь сопротивлялся Жгуну. Сопротивлялся честно и искренне. Точно так же племя Ачкохтли удирало от кошек: честно и искренне. Улыбаться и радоваться они стали только у грузовиков. Заклейменный Жгуном туземец тоже возрадовался лишь тогда, когда понял: борьба окончена, он проиграл. Возрадовался в такой степени, что силой мысли взломал себе ребра…

Отставить, унтер-центурион Кнут!

Минутная готовность!

В шкафчике с одеждой Марка поджидал сюрприз. Изорванный комбинезон исчез вместе с полезным добром, что еще оставалось в карманах «разгрузки» и подсумках поясного ремня. Исчезли десантные ботинки и даже нательное бельё. Вместо прежних вещей в шкафчике обнаружились подштанники из мягкой ткани, пара просторных оранжевых штанов на резинке и рубашка, а может, куртка – апельсинового цвета, со знакомой эмблемой на груди. В качестве обуви – кожаные сандалии, регулируемые по ноге с помощью замысловатой системы ремешков.

– Вашу мать! – вскипел Марк. – Ур-р-роды…

На месте астлан он обыскал бы пришельцев еще раньше, отобрав все сколько-нибудь подозрительные предметы. Да вообще всё! Но мало ли, что сделал бы Марк?! Без привычного обмундирования, а главное, хотя бы минимального, куцего арсенала, унтер-центурион Кнут чувствовал себя голым.

– Твою когорту! – эхом громыхнуло из соседнего бокса.

Марк понуро оделся и с изумлением обнаружил под курткой-рубашкой свой коммуникатор. Связь оставили, и то хлеб. Сам Марк нипочем не оставил бы пленным подобное устройство. Или местные не считают их пленниками? Если так, то жить можно… Разобравшись с матерчатыми застежками и ремешками сандалий, он подогнал под себя одежду и обувь – и шагнул в тамбур.

– Командир! Они…

– Знаю. Коммуникатор вам оставили?

– Так точно!

– А вам, Змей?

– Так точно. Но коммуникатор Жгуна забрали.

– Ясно.

– Разрешите обратиться?

– Обращайтесь.

– Командир, вы потребуете от них вернуть наши вещи?

– Как минимум, настоятельно попрошу, – криво усмехнулся Марк. – Ссориться нельзя, но и позволять им наглеть я не намерен. Выскажу претензии, а там видно будет.

Ливия угрюмо кивнула. Ведьма понимала: они не в том положении, чтобы чего-то требовать от местных. Но обозначить свою позицию необходимо. Иначе…

Внешние двери тамбура разъехались.

IV

Увидев лицо Изэли, Марк понял, что сейчас не время для претензий. Торжественная, строгая, Изэль даже не пыталась скрыть волнение.

– Что-то случилось? – машинально спросил Марк.

Мы – не ботва, подумал он. Ботва – это безразличие. Пока Изэль волнуется, переживает, пока чего-то хочет от нас – нет, мы не ботва…

Нервным жестом Изэль велела следовать за собой. Шла она быстро, с трудом удерживаясь, чтобы не перейти на бег. Лишь осознание важности происходящего давало женщине шанс остаться в рамках приличий. Часто оборачиваясь, она вновь и вновь напоминала: поторопитесь! Марк недоумевал. То ли они мылись дольше положенного, то ли их ждало событие, на которое помпилианцы не имели права опоздать. Минута, другая, и они оказались в компактном зале. Марк мысленно обозвал его «зрительным». Дальняя стена зала была идеально прозрачной. Напротив нее выстроился ряд мягких кресел с золотистой обивкой. Когда все расселись по местам, Изэль обратилась к пришельцам с речью, встав у прозрачной стены. Красавица очень старалась донести до гостей нечто важное. Увы, на сей раз мимика и жестикуляция не помогали. Прочувствованный голос, руки, приложенные к сердцу, пафос, граничащий с экстазом…