Книга Женская хитрость - Пола Льюис

А потом ее ноги непроизвольно сомкнулись вокруг его стройных бедер, а руки обняли спину, нежно поглаживая грубые шрамы Фрэнка. Когда она ощутила в своем лоне тяжелую плоть, ей показалось, что из безмерного пространства появилось вдруг сверкающее серебряное облако и накрыло их сомкнувшиеся в порыве страсти тела.

Джейн медленно, очень медленно возвращалась к жизни. А вернувшись, прежде всего задала вопрос, который давно уже ее мучил:

— Фрэнк, скажи откровенно, ты не сердишься на меня за то, что я не уберегла ребенка?

— Джейн, опомнись! Как это могло прийти тебе в голову? Я был потрясен, узнав о твоей беременности. Когда в больнице мне сказали, что ты потеряла ребенка… Я даже не представлял, как мне будет тяжело. Но больше всего я страдал из-за тебя.

— Это было ужасно. Я даже не поняла, что происходит и чем это может закончиться. Но самое страшное — мне показалось, что я вновь теряю тебя, навсегда. Это было самое невыносимое.

Фрэнк был потрясен. Будь он хоть самовлюбленным Нарциссом, и то никогда бы не подумал, что так много значит для Джейн. Боже, чем он заслужил такую бескорыстную, великую любовь?

Он долго молчал, не зная, как выразить то, что кипело в груди. Наконец сказал:

— Если бы ты знала, как настойчиво я убеждал себя в том, что без меня тебе будет легче.

Джейн даже вздрогнула, услышав эти слова, он успокоил ее нежным поцелуем.

— Я ненавидел эти мысли, но… меня терзало чувство вины.

— Вины? За что?

— У меня… никогда не было таких теплых отношений с отцом, как у тебя. Даже до того, как умерла моя мать. Отца… больше интересовали карты, чем я.

Фрэнк говорил взволнованно, бессвязно, он не привык раскрывать душу и потому с трудом подбирал нужные слова:

— Я даже не знал, что могут быть такие близкие, нежные отношения, как у вас. А теперь из-за меня ты потеряла отца, все получилось так нелепо… как у меня с моим отцом.

— Нет, Фрэнк, ты не виноват. — По лицу ее пробежала тень. — Возможно даже, не виноват и отец. Не исключено, что когда-нибудь мне захочется увидеть его. Но сейчас это не имеет значения. Главное — я обрела тебя, мою единственную любовь, первую и последнюю. — И она еще крепче прижалась к нему.

— О Джейн! Я так счастлив, но мне так… — Фрэнк помедлил, подыскивая нужное слово, — так страшно…

— Страшно? Тебе?

— Видишь ли, — он говорил все так же медленно, как будто шел по минному полю, — я до сих пор не могу определить характер наших отношений. Ты создана для яркой, красивой жизни. Сомневаюсь, могу ли я дать тебе хоть малую частицу того, что ты заслуживаешь.

Джейн молчала, боясь выбрать не те слова, страшась обидеть этого гордого, знающего себе цену человека, так доверчиво распахнувшего перед ней душу.

— Но все же я постараюсь, Джейн. — Его слова прозвучали как клятва. — Ради тебя я сделаю… невозможное.

Жизнь продолжалась… Во всем чувствовалось приближение весны. Эвкалипты уже выбросили зеленые, остро пахнущие стрелки. Фрэнку и Джейн было хорошо в их маленьком уединенном мире. Приемник они включали редко, лишь для того, чтобы узнать прогноз погоды.

Для счастья нужно совсем немного, думала Джейн: просто быть рядом, гулять вместе среди высоких сосен и любить друг друга ночами. Фрэнка удивляло, как совпали их представления о жизни.

Раньше он никогда не задумывался, что значит быть довольным жизнью. Да, он всегда многого хотел. Хотеть он умел. Но умел ли радоваться? Фрэнк считал себя счастливчиком, когда Уильям Ренкли предложил ему работу в своей фирме. И тщательно исполнял свои обязанности, это приносило ему удовлетворение.

Но теперь, просыпаясь каждое утро в объятиях Джейн, чувствуя прикосновение губ и рук этой пленительной женщины, он вспоминал о своей прежней жизни как о скучном, унылом существовании. Вот когда он понял смысл трех простых слов: «Я тебя люблю». Он чувствовал себя раскрепощенным, внутренне свободным, ему было легко. И все же… и все же тени прошлого еще жили в его душе. Напоминая о долге, о данной когда-то — ему казалось, сто лет назад — клятве.

Рамиро. Это имя по-прежнему тревожило его, но теперь, время от времени всплывая в памяти, вызывало уже не слепую ярость, затмевающую разум, а отвращение, замешанное на глубоком презрении. Долгое время, лежа под возносящимися к небу стройными соснами, он раздумывал над тем, что предпринять, когда придет весточка от Жозе. Но когда рядом была Джейн, он забывал о Жозе, о клятве, о Рамиро… Существовала только она — смысл его жизни.

Однажды Фрэнк поймал себя на крамольной мысли: как было бы здорово, если б Рамиро погиб не от его руки, а ввязавшись в какие-нибудь распри своих соотечественников.

Но он устыдился и торопливо прогнал эту мысль. Месть Рамиро — его долг, и недостойно перекладывать его на других. Однако стоило ему взглянуть на Джейн, и мысль об отмщении такому ничтожеству, как Рамиро, отступала. Отступала, но не уходила из памяти, из сердца… И это раздвоение омрачало его счастье.

Фрэнк, как ни старался, не мог скрыть от Джейн свое настроение.

— Что с тобой, милый? — спрашивала она иногда, чувствуя его внутреннее смятение.

— Все хорошо, — по инерции отвечал он.

Как-то, вернувшись с прогулки, Фрэнк включил радио. Метеослужба сообщала о надвигающейся сильной грозе. Джейн пошла на кухню, чтобы приготовить горячий шоколад, а Фрэнк принялся разжигать камин.

— …Вновь охвачено гражданской войной. Две деревни опустошены и уничтожены бандой, возглавляемой бывшим полковником Агуэйру Рамиро. По сведениям, полученным из надежных источников, власти намерены принять срочные меры.

Фрэнк выключил приемник и присел на корточки, держа спичку дрожащими пальцами. Подняв голову, он увидел Джейн, стоящую в дверях: щеки ее побледнели, глаза расширились от страха. Она вопросительно смотрела на возлюбленного.

14

Страсть его была такой же бурной и стремительной, как бушующая за окном гроза. Сегодня он обладал ее прекрасным чувственным телом так, как тогда, в далекую первую ночь их близости: настойчиво, агрессивно, эгоистично — ему хотелось избавиться от мучительных сомнений, грозно нависших над его счастьем, над судьбой из обоих. И еще — ему хотелось, чтобы из янтарных глаз ушло выражение мольбы и страха, поселившееся в них после сообщения по радио.

Весь день Фрэнк пытался вести себя так, словно ничего не изменилось, но он знал: пробил час мести. Однако теперь у него есть Джейн, и впервые в жизни Фрэнк усомнился в правильности своих убеждений, которые до этого считал незыблемыми.

На следующее утро пришла шифрованная телеграмма от Жозе Орланду: «Дождь прошел». Последние колебания Фрэнка рассеялись. Преувеличенной суматохой он пытался заглушить боль расставания.

Джейн в полной безопасности, утешал он себя. Она здорова и может жить в этом домике до тех пор, пока не захочет встретиться со своим отцом. Уильям ясно дал понять, что Мартин ждет не дождется свидания с дочерью. Джейн еще не беременна, и это к лучшему. С ней все будет хорошо, а он обязан выполнить свою клятву. Воины всегда покидали своих женщин во имя долга. Так и он, верный своему слову, должен покончить с Рамиро и воздать должное бескорыстному и преданному другу — Жозе Орланду.