Книга Право на выбор - Михаил Логинов

Все зашумели стульями. Гречин поднял вверх правую руку, будто выстрелил из стартового пистолета.

— Ну, началось, — сказал Толик. — Понеслась звезда по небу.

* * *

Секретарша заварила «эспрессо» сразу же, как Котелков прошел через приемную в кабинет Савушкин. Кофе она внесла через три минуты, поставив на поднос, также, две бутылки минералки — жара!

Дискуссия тоже вышла жаркой.

— Так, теперь объясни мне внятно: зачем нужен двойник? Мы же договорились — никаких грязных штучек!

— Мы не договаривались «никаких грязных штучек», — ухмыльнулся Котелков. — Мы договорились: «никаких грязных штучек без согласования с тобой». Вот и согласовываю.

Быстро хлебнув жгучий «экспрессо» и не дав собеседнику найтись с ответом, продолжил.

— И штучка-то совсем не грязная, потому что это будет кандидат-камикадзе, будильник на один звонок, турист без обратного билета. Задача двойника Батьки — дойти до регистрации и там героически погибнуть, после долгой и упорной борьбы. Погибнуть, естественно, в юридическом смысле.

— Зачем тогда?

— Объясняю. За последние три дня я, благодаря твоей службе безопасности, да и своим каналам — не удивляйся, уже ими обзавелся, навел справки о председателе местного избиркома. Это преклонная дама Ирина Белочкина, немного совестливая и очень трусливая. Узнав о своем клоне, Батька сначала попытается решить проблему методами внеэкономического принуждения. Не сможет, я это обеспечу. Тогда он просто прикажет Ирине Васильевне не допустить регистрации. И это случится. Но с великим боем, юридическим. И когда придется регистрировать уже твой клон — Игоря Савушкина, то выяснится — у него нарушений раз в шесть побольше. Тут соломинка, а там — бревно. И ей придется «убить» и еще одного кандидата.

— Ох Миша, — с чувством сказал Савушкин, задумчиво жонглируя бутылкой из под минералки. — Как закручено-то? А попроще?

— Попроще это если только попросить твою охрану, отловить твоего однофамильца и бросить в Ирхай. Кстати, мне будет нужен один человек, чтобы в решающий день в Ирхае не очутился однофамилец мера. Дашь?

— Подумаю. Имей в виду, это объявление войны.

— А разве она не объявлена? Да к тому же, Батька догадается не так и скоро, что виновник этой проказы — незаметный Савушкин. Конечно, догадается, но скорее поздно, чем рано.

— Так. Это твоя первая обещанная пакость. А вторая?

— А это еще проще. Я же тебе обещал — твоя кампания будет чистой, и мочить Батьку ты будешь сам, лично. На дебатах. Но мочить надо. И займется этим другой кандидат — Дикин.

— Сашка Дикин? Но это же отморозок!

— Иван Дмитриевич! Не надо ошибаться в терминах. Это не отморозок, это маргинал. А можно сказать еще добрее и по-русски — это юрод. Ему нужно немного денег на газету, еще меньше денег на пиво и твоя охрана, чтобы в очередной раз не настучали по башке.

— Да. Ну и комбинации у вас, батенька.

— Иначе нельзя. Лобовыми ударами кабана не завалишь.

* * *

— Но лучше всего трюфеля. Особенно, фабрики «Красный Октябрь». Постарайтесь их найти, Любовь Ивановна.

На рабочем этаже пансионата был единственный номер люкс. По совету Котелкова, из него сделали кабинет особых совещаний (впрочем, как сказал Котелков, когда приедет Галактионович, тут и поселим). Сейчас же Куклинс здесь пил чай с Любовью Ивановной. Она велела Татьяне принести кипятильник сюда и сама заварила настоящий мелиссовый чай, в фарфоровом чайнике самого элитного сервиза, который в прежние времена, скорее всего, хранился в пансионате для министра целлюлозно-бумажной промышленности. Возле чайника стояла хрустальная ваза с шоколадными конфетами, купленными лично Любовью Ивановной.

— Непременно их найду, Владимир Геннадьевич. Помещение для штаба в Центральном районе я уже отыскала — это закрывшийся кинотеатр. Есть помещение и в Ленинском районе — в техническом лицее, то есть, в ПТУ. Здание большое, для ваших будут четыре комнаты и отдельный вход. Сложнее со Слободским районом. Там помещение найдут завтра, но придется брать, что достанется: Слобода полностью под Батькой, там не продохнуть.

— Замечательно, Любовь Иванна, а как кадровый вопрос? Я понимаю, тут многое может дать Гордеев, но у него, в первую очередь, ресурсы с производств; хорошо бы иметь и со стороны.

— Я вчера говорила с Ниной Петровной -лидером профсоюза учителей. Они два года назад бастовали, даже голодали. Деньги им заплатили, а потом Батька пытался уволить зачинщиков. Нина Петровна развела такую деятельность, что почти всех отстояли. Она готова с вами встретиться и вам помочь. Сейчас август, учителя только выходят из отпуска, так что могут пойти в агитаторы.

— Хорошая новость. Учителя замечательны тем, что их и в квартиры легко пускают, и они сами могут рекомендовать на работу учеников, конечно, не нынешних, а бывших. Я обязательно встречусь с Ниной Петровной, только узнаю у шефа, что мы можем ей предложить. Продолжайте в том же духе. Находите еще людей, времени мало, придется брать количеством.

* * *

Вентилятор, стоявший в писательской комнате, надрывался, недовольно гудел, иногда сбиваясь на хрип, но все же не мог разогнать дым, неумолимо сгущавшийся под потолком. Толик, с сигаретой в зубах и почти пустой бутылкой пива в руке, мерил комнату шагами — этакий Наполеон на штабе, периодически тыча указательным перстом в направлении компьютера. Олег сидел за клавиатурой, ожесточенно лупя по ней пальцами. Время от времени в сбивчивой трескотне наступал перерыв, это Олег захватывал кусок только что набитого текста мышкой и удалял его.

— Программное интервью, первая часть. Анонс на первой полосе, с переходом на вторую. Написал?

— Давно, — зло ответил Олег. — Дальше.

— Манифест записал? Ладно. Анонс статьи про кирпичный завод и все — с первой полосой покончено.

— Ты это уже пять раз повторил. Дальше.

— Вторая полосочка. Так. Продолжение интервью — половина полосы. Две фотографии, нельзя, чтобы слепо смотрелась. Кирпичный завод — конечно на третью полосу. Чего бы еще на вторую?

— Может все-таки мой репортаж, о том, как я встречался с Батькой?

— Пятый раз тебе повторяю — нельзя. Установка: в нашем спецвыпуске никакой чернухи. Ни грамма. Все что можно, так это про город, находящийся в глубочайшей заднице, опять таки, без упоминаний, по чьей вине. Мы белые и пушистые, это наши враги черные и го.нистые. Подожди, уже завтра начнем составлять спецвыпуск от имени другого кандидата, кстати, он не зарегистрирован, да и имя я пока не знаю. Уж там мы оттянемся и оттопчемся по самое немогу. А пока, мы добренькие, мы никого не обижаем и хотим всех спасти.

— А если рассказ о бедном дядьке, который, после развала Кирпичного завода остался без куска хлеба, у него плакала жена, рыдали дети, он был готов утопиться, но тут пришел новый хозяин и поднял завод. Жена смеется, дети хохочут, а он по выходным сидит с удочкой на том самом берегу, с которого хотел броситься в реку и сыплет философскими афоризмами.