Книга Синий тарантул - Георгий Ланин

— Значит, похищение! — и Язин обдумал этот ва­риант. — Похищение могло иметь место по следующим причинам: наказание за невыполнение приказа, месть за измену, наконец, для личного опроса, чтобы собрать сведения, которых врагу недостаёт.

— Но, может быть, убийство?

Версия убийства вырисовывалась теперь всё рельефнее и чётче. Возможно, враг пошёл напролом, решив ис­чезнуть из Ясногорска или законсервироваться на долгое время. Отсюда следовал неприятный вывод: в ближайшие дни за Нежиным исчезнет и Будин. И Язин безжалостно спрашивал себя: как после предупреждения Зариной, Каткова, после записки Пургина о визите к нему Нежина он оставил Нежина в Главуране! И вот заподозренный исчез, быть может, убит!

И Язин признавал, что совершил промах, когда в горячке поисков оставил Нежина даже без наружного на­блюдения.

Полковник встал, сделал круг по кабинету, достал термос с чаем. Выпив чашку, он положил на стол руки, на них свою большую голову и четверть часа отдыхал. Лишь после этого он принялся за дальней­ший анализ, всё более убеждаясь, что Нежин убит или на грани смерти. Должно быть, его увезли на Верх­ний Камыш.

Жуков принёс два голубых листка от Ганина. Это бы­ла записка Зариной о том памятном дне, когда Нежин по­дарил ей китайскую вазу, а также о вчерашней их встре­че в парке. Услышав об исчезновении Нежина, она слово в слово изложила разговор с ним и передала записи Ганину.

Читая простой рассказ, как Нежин просил её руки, Язин обратил особое внимание на слова: «Нежин гово­рил, что без меня ему грозит опасность, может быть, ги­бель. И вот теперь он, конечно, убит!»

Эта мысль, подсказанная женской интуицией, совпадала с предположением Язина.

34. Пытка

Изнеженный и избалованный с детства Нежин нико­гда не знал физической работы. Мать лелеяла мечту сделать из него скрипача, холила его руки, оберегала даже от домашнего труда. Увлечение искусством, работа в Главуране, требовавшая большого умственного напряжения, ещё более утончили его нервы и вкусы. Нежин не мог переносить резкой речи, его коробило от криков и гром­кого радио, он избегал шума. И переживания последнего месяца — неразделённая, по его мнению, любовь к Зари­ной, знакомство с подозрительным Будиным, неспокойная совесть, смерть Чернова, пристрастие к вину — всё это легло на него непосильной тяжестью.

Сидя в подземном логове, Нежин трясся в нервном изнобе: нападение, нож, бесцеремонность бандита, отрава в мармеладе, сырая пещера окончательно повергли его в страх и недоумение.

Человек в кепке, необычайно широкий, морщинистый, спрятал нож и скомандовал:

— А ну, Нежин, сядь-ка сюда! — и бесцеремонно толкнул его в спину.

Нежин оказался на досках, у самых ног незнакомца. Обхватив колени руками, Вадим исподлобья боязливо смотрел на него. Опьянение уже совершенно улетучилось, и Нежин думал: «Откуда он знает мою фамилию?»

Воцарилось короткое молчание. Нежин слышал, как стучит его сердце, как шипит фитиль в фонаре, как скри­пят сапоги неизвестного.

— Меня зовут Смерть, — вдруг сквозь зубы процедил тот. — Слышишь, Господин Смерть!

Нежин молчал.

— Слы-ш-шишь? — и громовой голос, удесятерённый высокой пещерой, парализовал волю Нежина.

Почти шёпотом он ответил:

— Слышу...

— Привыкай, Нежин из Главурана! — похвалил его незнакомец и, вдруг, вкрадчивым, донельзя чётким змеиным шёпотом проговорил: — У тебя, Нежин, сегодня положение пиковое — либо ты мне всё расскажешь, либо...

Тут Волков выразительно посмотрел на него.

— А теперь скажи, сколько человек у вас в спецгруппе?

Уже при упоминании о Главуране у Нежина зародилось подозрение, что во всём виноват Будин. Когда Лайт спросил о секретной спецгруппе, о которой Вадим не го­ворил никому, кроме «кандидата наук», это подозрение укрепилось. «Неужели Будин шпион? — мучительно соображал Нежин. — Неужели он не из Москвы? Неужели это он завёл сюда, а нападение — лишь инсценировка?»

Едва коснувшись вражеской разведки, этого страшно­го котла, который купает прозелитов в тошнотворной сме­си из предательства, лжи, лицемерия и фальши, в смеси золота, смерти, шантажа и угроз, Нежин чувствовал омерзение.

— Сколько людей, спрашиваю тебя, в спецгруппе?

— Четырнадцать, — машинально ответил Нежин.

— Кто начальник главка?

— Пургин

— Чем занимается спецгруппа?

— Атомная промышленность, учет сырья

— Чем занимаешься ты ?

— Статистика по урану, церию, бериллию, — угнетённо отвечал Вадим, которого всё больше уязвлял тон Лайта. Тот достал из кармана записную книжку, авторучку, по всем правилам приступая к допросу. Наглая самоуверенность врага вызвала в Нежине злость, ту злость, кото­рая, не боясь ни пытки, ни смерти, позволяет совершать человеку такое, чего он никогда и не подозревал в себе.

— Давно работаешь в Главуране?

— Два года.

— Добыча урана в этом году превышает прошлый год?

— Этого я не знаю.

— Не увиливай! — ткнул его кулаком в грудь Волков.

— Не знаю! — повторил Нежин. Решимость его всё возрастала.

— С каких заводов идут документы по урану?

— Это мне совсем неизвестно, — твёрдо сказал Нежин, чувствуя, что все меньше боится человека в кресле.

— Врёшь! — Волков вскочил с кресла. — Для других шпионишь! Будину всё говоришь! А мне ничего! — Он выхватил из бумажника три расписки. — Читай! — и под­нёс фонарь к лицу своей жертвы.

Рефлекторно взяв расписки, Нежин вскинулся, словно ужаленный. На бумаге его собственной рукой было написано:

«Сегодня, 27 июня, я, Нежин Вадим Александрович, совершенно добровольно изложил Будину Н. Н. крайне секретные данные по работе спецгруппы Главурана, полу­чив за это 2 000 (две тысячи) рублей, в чём даю настоя­щую расписку.

В. Нежин».

Теперь уже не было сомнений, что Будин — шпион. Вадим смутно помнил, как писал что-то Будину, сидя у него в гостях и выпив перед этим необычайно горького вина. Его мозг, отравленный тогда абулином, средством временно лишающим человека воли, не мог восстановить потом содержание расписок. И сейчас они в руках врага!

— Таких расписок ты дал три штуки, — Волков внимательно наблюдал за гаммой переживаний Нежина. — На, читай! — и он протянул ещё два розовых листка.

Пот выступил на лбу Вадима. Сердце его то замирало, то давало бешеные рывки.

Немного выждав, Волков примирительно заговорил:

— Теперь уж поздно. Лучше говори всё, тогда выйдешь живым, да и озолочу я тебя. — Он покровительственно похлопал Нежина по плечу.