Книга Мастер взрывного дела - Андрей Ильин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Степанов назвал еще один адрес.
— Хорошо. Я перезвоню данному варианту. И договорюсь о встрече. Спасибо, что вы позвонили нам, — благодарил за внимание к фирме приятный женский голос.
Вполне вероятно, что даже не представляющий, кому, что и для чего передающий голос. Вполне может быть, свято верящий, что подыскивает страждущим согражданам подходящие варианты обмена. Не исключено, что был действительно подыскивающий обмены. А заодно выполняющий роль почтового ящика.
Степанов заканчивал разговор и смотрел на часы. Кассета должна была крутиться еще двадцать две минуты. Но он должен был объявиться дома раньше.
Через пятнадцать минут нагруженный купленной в киоске упаковкой баночного пива Степанов возвращался в свою квартиру. И, снимая на ходу «адидасовские» костюмы и парики, проходил в ванную комнату. И переползал в другую ванную комнату.
— Ну что? Наелась? — спрашивал магнитофонный Митрофан Семенович магнитофонную кошку.
— Мур-р-р-ррр, — отвечала магнитофонная кошка.
— А ведь другой бы о тебе не позаботился. Другой бы о тебе забыл, — корил неблагодарную животину ее хозяин. — Другой бы пнул в сердцах…
Сидорчук осторожно останавливал кручение магнитофонной ленты.
— …А я хоть бы раз! А почему? Потому что люблю тебя, дуру. Как прямо родную. Потому что больше, кроме тебя, у меня никого нет… — продолжал бубнить живой Митрофан Семенович. Который для того и бубнил, для того и приучал невидимых им соглядатаев к столь своеобразной манере общения самого с собой, чтобы иметь возможность покидать помещение… Продолжая оставаться в нем.
— Эх, киса, киса…
— Точно, больной! — высказал свое мнение отслушивающий запись наблюдатель. — Правильно шеф сказал. На таких надо в общество охраны животных жаловаться. За издевательство в форме… занудства.
— И в общество охраны людей. За издевательство над людьми.
— Над какими?
— Над нами с тобой…
Полковник Трофимов очень внимательно изучал полученную им почту. От майора полученную.
Он читал показания подозреваемого в воровстве прапорщика, данные им официальному следствию. И его чистосердечные признания, и рапорт подсаженного к нему в камеру сексота. Разница между документами была существенная. В первом случае прапорщик все отрицал и все валил на бюрократическую путаницу, возникшую в многочисленных и противоречащих друг другу отчетных документах. Во втором — все признавал.
Воровство было не доказано. Но воровство было. Воровство было, но наказать за воровство было нельзя.
Из-за нехватки у следствия доказательств. Им бы показания сексота к делу пришпилить. Но присовокупить показания секретного сотрудника к делу было затруднительно. Потому что операция по его внедрению в камеру и в сознание подозреваемого проводилась частным порядком. Без согласования с прокурором. Просто майор по своим каналам договорился поместить одного своего приятеля в нужную ему камеру. И вытащить оттуда после выполнения задания. Отчего вся данная операция стала носить сугубо противозаконный характер. И не могла быть принята во внимание трибуналом. Несмотря на полученное чистосердечное…
Но, честно говоря, полковнику было наплевать на прапорщика. На то, что он избежит ответственности за свершенное им преступление. Или не избежит. Полковника интересовало не возмездие за воровство, но сам факт воровства. Его потенциальная возможность.
Он был разведчиком и к случаям правонарушений как к таковым относился философски. Разведчик на каждом шагу что-нибудь такое нарушает. Что другие запрещают. Если он нарушает это на территории противника, то это нарушение зовется доблесть. Или даже героизм, если просто к нарушению было добавлено еще несколько трупов.
Все зависит от точки зрения.
Если бы этот прапорщик, допустим, украл снаряды на складах бундесвера, нанеся тем германской армии материальный урон, — это было бы хорошо. И всячески бы приветствовалось командованием.
Если то же самое он сделал на наших складах — было плохо. Потому что пострадала наша армия.
Вот и вся принципиальная разница. — Много важнее того, чтобы доказать, что какой-то там прапорщик совершил какое-то там преступление, понять предпосылки, которые позволили данному преступлению случиться.
В преступлении важно не само преступление. А механизм его осуществления. Полковник еще раз прочитал рапорт неизвестного ему секретного сотрудника и отчеркнул наиболее интересные места.
Таковых было несколько.
Какие конкретно боеприпасы были похищены?
Какое количество боеприпасов было похищено?
И что это за гражданские люди, которые так хорошо знают систему учета и бухгалтерских проводок боеприпасов в частях Российской Армии?
С ответа на эти вопросы и следовало начинать.
Полковник Трофимов запросил полный перечень утраченного армией на данных конкретных складах имущества. И всех прочих боеприпасов, которые там хранились, но украдены не были. И убедился, что воровство не было случайным.
Если не сказать больше!
Из пространного, на более чем полторы сотни наименований перечня изделий изъяты были только пять артикулов. Снаряды к танку «Т-80» и к противотанковым и зенитным орудиям.
Всего лишь пять! Из более чем полутора сотен.
Это может означать лишь одно — что вор не брал, что плохо лежит, а брал, что требовалось. Только то, что требовалось!
Но что еще более удивительно, вор регламентировал не только качество, но количество украденных наименований! То есть брал не только то, что ему требовалось, но брал столько, сколько требовалось. Сколько требовалось согласно закрепленному техническими требованиями боезапасу.
Он брал не снаряды. Он брал комплекты боезапаса!
А это могло означать только одно — снаряды предназначались для комплектовки конкретных орудий, которыми, если продолжать мысль, должны были располагать преступники. Для продажи. Или того хуже, для боевого залпа.
Полковник затребовал своего зама.
— Вот что, капитан, запроси-ка ты мне все случаи yтраты в войсках танков, противотанковых и зенитных орудий. Всех случаев. В том числе и связанных с так называемыми объективными причинами. И в связи с этими причинами пошедшими на списание. Только с подробностями. А не просто — гаубица была списана в связи с растаскиванием личным составом с целью приобретения ликероводочных изделий самопального производства у местного населения…
— За какой срок поднимать документы?
— За последние десять месяцев.
«Папа» города Краснозареченска пил две недели. Пил беспробудно, по-черному, так, что не узнавал своих близких и не мог вспомнить событий вчерашнего дня. Он для того и пил, чтобы забыть события вчерашнего дня. И позавчерашнего. И позапозавчерашнего. Он пил, чтобы забыться.
