Книга Маска резидента - Андрей Ильин

Резидент собрал командиров и попытался еще раз в доступной для них форме объяснить ситуацию. Командиры, выслушивая, как им казалось, незаслуженную, с привкусом барства нотацию, морщились и всем своим видом демонстрировали, что сами с усами, не первый год за рукоятки пистолетов держатся. Последовавшие после беседы вопросы — «А как же наручники?», «Можно ли три раза выбраться из каюты и не быть замеченным?» и т. п. — убедили Резидента в их непробиваемой тупости.

Продемонстрировать бы им, на их же безмозглых башках, пару боевых, на поражение, приемов, рассказать про Контору — по-другому бы оценили его слова. Но нельзя, не положено им знать то, что не положено.

— Не убедил я вас, — подвел итог Резидент. — Жаль.

— Да ладно вам. Если есть кто, поймаем мы его. Если, конечно, есть!

— Надеюсь, завтрашний труп прояснит ваши мозги! Оставшись один, Резидент успокоился. Нет худа без добра. По крайней мере теперь была стопроцентная уверенность, что объект на судне. Погибли боевики? Бог с ними! Такого добра не жаль. Жизни всех их, вместе взятых, не перевешивают одной, Контролера. Если для раскрытия инкогнито беглеца понадобится еще десять смертей, Резидент согласится на двадцать. Не удастся в ближайшие недели дезинформировать Контору — все это пушечное мясо ни его самого, ни себя не защитит, хоть в танки их посажай. Не жизней бандитов жалко — упущенного времени.

Резидент еще раз в памяти перебрал всех сидящих по каютам пленников. Оценил их внешний вид, линию поведения, потенциальные возможности. Наиболее подозрительными были двое. Ночью он поставил в засады наиболее дисциплинированных и здравомыслящих бойцов. Но смерть пришла из других кают.

Бандиты, наблюдая качающийся, бьющийся о борт головой труп, впали в истерику: пять смертей подряд при отсутствии видимого противника были не для их нервов! Командиры загнали настаивавших на немедленной эвакуации бойцов в кают-компанию и нашли Резидента.

— Что делать? — спросили они.

Резидент разложил на столе схему палуб и внутренних помещений.

Ночью судно не спало. На мачтах, на кран-балках были посажены и замаскированы наблюдатели. На палубе установили три накануне привезенные видеокамеры. В коридорах, возле специально пробитых из кают «глазков», притаились боевики. В пяти кабельтовых от судна поставили на якорь шлюпку, там было два человека с приборами ночного видения, которые должны были отслеживать борта. Резидент сел в зашторенной рубке, возле телевизионных мониторов. Теперь оставалось лишь ждать, когда Контролер выйдет на охоту. Лишь бы он не сделал перерыва.

Контролер не сделал перерыва. Контролер вышел. Со шлюпки доложили: «Из иллюминатора по правому борту вылез человек».

Резидент взглянул на схему. Вот уж чего он не ожидал! Обитатель семнадцатой каюты — Контролер? Этот сломавшийся, ходящий под себя засранец? Контролер? Ничем себя не проявивший, принимающий издевательства как неизбежность? Зажмуривающий при ударе глаза? Контролер? Зажмуривающий глаза… Ничем себя не проявивший… Принимающий издевательства… Середнячок.

Тюфяк.

Мямля. Вот именно! Серая мышка на сером фоне. Идеальный портрет невидимки. Идеальный портрет Контролера. Он, профессионал, должен был понять это раньше! За размазанным по матрацу дерьмом противника не разглядел! Резидент с досады чуть не грохнул по столу переносной радиостанцией. Но не грохнул. Раз и навсегда его отучили выражать эмоции публично. Единственное, что он позволил себе сделать, — это жирным крестом перечеркнуть на схеме каюту № 17. Работа была закончена. Контролер был известен.

Контролер еще успел пройти по палубе, успел обездвижить облюбованного им для шестого убийства боевика, успел вытащить его на палубу. Он не подозревал, что каждый его шаг отслеживается. Он крался, затаивался, не зная, как комично это выглядит на экране монитора. Он унижал себя соблюдением уже ненужной конспирации.

— Свет, — распорядился Резидент. — К захвату.

Шестой смерти не состоялось!

* * *

Резидент говорил час. Это была странная беседа, где один, свободно двигаясь по камере, беспрестанно болтал, другой, валяясь, спеленутый по рукам и ногам, на холодном полу, молчал, ни единого раза не раскрыв рта. Это была нормальная, беседа победителя и побежденного. Он не задавал вопросов, он спокойно излагал суть дела, и это спокойное перечисление событий было безнадежней отчаянной перестрелки одинокого лучника с превосходящими силами вооруженного автоматическим оружием противника.

Он говорил не для меня. Я ему, исключая некоторые мелочи, был уже неинтересен. Он говорил с равным себе, гарантирующим сохранение Тайны зрителем. Кто еще мог понять степень его профессионального триумфа, как не подобный ему? Боевики? Но они не догадывались о сотой доли того, что доподлинно знали мы. С ними было неинтересно. Только игроки равного класса могут по достоинству оценить перипетии сыгранной партии. Шахматиста поймет только шахматист, а не любитель игры в подкидного дурачка. Он вел беседу так, как хотел он. Он завоевал такое право, решив абсолютно неразрешимую задачу. Он таки пошел туда, не знаю куда, и нашел то, о внешнем облике чего не догадывался. Прямо былинный богатырь какой-то! Алеша Попович! Жаль, что мне досталась роль снятого с дерева Соловья-Разбойника.

— Может, ты подозреваешь, что я блефую? — спрашивал Резидент. — Тогда это странно. Какие еще нужны аргументы? Я вот он. Ты вот он. Ты знаешь, что я Резидент, я знаю, что ты Контролер. Операция провалена, ее участники, включая руководителя, раскрыты. Чего еще надо? Игра в кошки-мышки завершена. Кошка съела мышь? — Тут он бил в точку. Если судить не по приключениям, а по итогу, то порученная мне работа завалена вчистую. Он знает меня в лицо, говорит со мной — вот лучшее тому доказательство. Все прочее — детали операции, других ее участников он вычислил еще раньше. Единственной оставшейся загадкой был я сам. И он ее разрешил. Неизвестных ему событий и тайн не осталось. Вот только дискетка…

— Может, поговорим по-свойски? — предложил Резидент.

Мне чертовски надоело изображать молчаливого, безразличного ко всему дундука. Терять мне, похоже, нечего. Проиграть больше, чем я проиграл, невозможно. Какой кодекс я нарушу, решившись на диалог со своим врагом? Чести? У Конторы нет чести и нет кодекса, кроме обязательного к исполнению приказа вышестоящего начальства. Начальство же отсюда за тридевять земель. Вряд ли мне придется писать объяснительные по поводу несанкционированного раскрытия своего инкогнито. Выпустить меня отсюда живым они уже не смогут. Это ясно. С этим надо смириться. Это нужно принять как должное. Я не знаю случая, когда в подобных обстоятельствах раскрытого противника оставляли бы в живых. Стоит ли в таком случае напрягаться, изображать ничего не понимающего, ничего не признающего слепоглухонемого олигофрена? Унижать свое человеческое и профессиональное достоинство?

Пожалуй, нет. Хоть напоследок побыть тем, кто я есть на самом деле. Без легенд, без чужих фамилий и биографий, без несвойственной мне мимики и привычек, без каждоминутного контроля за собственными языком и движениями. Естественным, таким, каков есть. Великий соблазн для человека, вечно зажатого в тесных рамках какой-либо заданной обстоятельствами роли.