Книга Наследство из преисподней - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где-то внутри шевельнулся червь раскаяния – уж кому-кому, а Галюне можно довериться. По крайней мере, в той части, которая касается получения наследства. Вскоре об этом (я ничуть не сомневался) заговорит весь город.
– Хорошо, я скажу. Но ты здорово удивишься…
И я в общих чертах, уже второй раз за день, обрисовал ситуацию с наследством Зямы.
– Этого не может быть! – воскликнула Галюня.
– Верно. Не может быть в принципе. И тем не менее, это так. Бумаги уже оформлены, остались лишь коекакие мелочи. Через день-два я официально стану богатеньким Буратино.
– Ничего не понимаю… – Галюня махнула стопку коньяка, как за себя кинула. – Зяма ненавидел тебя лютой ненавистью. Зинка об этом не раз мне говорила. А тут – завещание, наследство… Бред какой-то!
– Если это бред, то ты мне снишься в горячечном сне. И мы пьем не коньяк, а микстуру.
– Берегись, Стив. Зяма никогда и ничего не делал без задней мысли. Пусть и нельзя о покойниках говорить плохо, но он был очень хитрым и коварным человеком. Уж поверь мне.
– Возможно. Но сейчас он лежит в земле и мне плевать на все его хитрости. Как бы там ни было, а факт остается фактом: завещание составил Зяма, притом собственноручно, в здравом уме и в присутствии свидетелей.
– Лучше бы ты отказался от этого наследства…
– Галюня, что ты такое говоришь!? Наверное, считаешь меня богачом. Это совсем не так. Да и кто откажется от манны небесной, которая сама пришла в руки, упала с небес? Хотел бы я посмотреть на такого бессребреника…
– А знаешь ли ты, что тобой интересуются органы? – пригнувшись к столу, свистящим шепотом спросила Галюня.
– Ты имеешь ввиду капитана Витренко?
– Нет. Бери повыше… – Она подняла глаза на потолок.
– "Контора"?
– И "контора", и какой-то майор (фамилию я забыла) из УВД.
– А ты откуда знаешь, что они интересовались моей личностью?
– Кто согласно должности занимается постояльцами? Я. Остальные администраторы выполняют лишь бумажную работу. Потому с меня и спрос в случае чего. Я как политрук в армии – отвечаю не только за порядок во вверенной мне службе, но и за моральный облик сотрудников "Юбилейной" и клиентов.
– Что они спрашивали?
– Много чего. Где родился, где крестился, с кем спишь и на кого смотришь, с кем пьешь и кто к тебе приходит…
– Понятно. А ты им рассказала о ночном инциденте с участием Витренко?
– Конечно. Шила в мешке не утаишь.
– Ну и как?
– Проявили большой интерес. И тот, и другой.
– Думаю, они просили тебя, чтобы ты не распространялась о предмете разговора…
– Естественно… – Галюня независимо фыркнула. – Но будь ты хоть трижды шпион, я все равно не побежала бы тебя закладывать. Это для них ты можешь быть врагом, а для меня – никогда. Ты мой одноклассник и старый друг.
– Спасибо, Галюня. Добавить к сказанному тобой мне нечего. Спасибо…
– Только не заплачь от умиления. А разве ты поступил бы по-иному?
Не знаю, Галюня, не знаю, подумал я. Жизнь преподносит такие сюрпризы, что только держись. Никогда не говори никогда…
Подумал, но с подкупающей уверенностью в голосе сказал другое:
– Нет. Я сделал бы точно так же.
– Вот видишь…
Во время нашего с Галюней разговора я продолжал втихомолку наблюдать за столиком Илоны. Он находился далековато, но не настолько, чтобы нельзя было различить действующих лиц, как я уже начал сознавать, новой трагикомедии с участием "компьютерной" невесты.
За столиком Илоны назревал скандал. Она напрочь игнорировала приставания со стороны одного из парней, а тот под влиянием изрядной дозы спиртного все усиливал натиск.
В конце концов его нахальство было "вознаграждено" оплеухой. Похоже, у Илоны рука оказалась слишком тяжелой, потому что парня словно корова языком с креслица смахнула.
Он подхватился злой, как черт, и попытался ответить своей обидчице тем же. Но не тут-то было. С меланхоличной улыбкой на невозмутимом лице, Илона неуловимо быстрым движением схватила со стола бутылку и треснула придурка по башке.
Ну, а дальше пошло сплошное веселье: завизжала грудастая "мисс", бухой в стельку приятель лежащего в нокауте хмыря решил восстановить статус кво и полез к Илоне драться, его схватили под руки ресторанные вышибалы, он начал сопротивляться, стол опрокинулся на соседей, те, не разобравшись, набросились на вышибал…
Короче говоря, спустя считанные секунды после, мягко говоря, неэтичного поступка Илоны в ресторане вовсю бушевала драка с битьем посуды, крушением челюстей и залихватскими криками.
Удивительно, но лишь одна Илона сохранила спокойствие среди этого бедлама.
Некоторое время она продолжала сидеть в своем кресле, словно на необитаемом островке среди бушующего моря, и волны стихии по непонятной прихоти природы обходили ее стороной. А затем встала и деревянной походкой хорошо вышколенного прусского солдата направилась к выходу.
Никто Илону не остановил и не задержал, и она благополучно скрылась за стеклянной дверью ресторана – наверное, поднялась на свой этаж.
Ну и девка…
Драка закончилась так же быстро, как и началась – словно по мановению волшебной палочки. Кого-то вывели, кого-то вынесли, столы и кресла расставили по местам, подобрали битую посуду, подмели, подчистили, и ресторан снова зажил своей разухабистой кабацкой жизнью, которая присуща только славянскому менталитету.
Мне приходилось бывать за рубежом. В тамошних питейных заведениях высокого класса царит благоговейная тишь и благопристойность. Движения халдеев размеренные – как танцевальные па, все приторно вежливы и куртуазны, а если ты, не дай Бог, нечаянно звякнешь ложечкой о чашку с чаем, то на тебя посмотрят как на вражьего сына.
Хвала перестройке, которая открыла миллионам соотечественников ворота на Запад. (Это ее единственное достоинство; пока).
Только благодаря нашим "новым" русским их ресторации, наконец, превратились из храмов примитивного чревоугодия, освященного закосневшими традициями, в яркие ярмарочные балаганы с комнатами смеха, клоунами и свободными нравами, попирающими светский этикет.
Наш с Галюней выход в свет закончился благополучно. В конце концов мы раскрепостились и оторвались по полной программе. Она уехала домой на такси в состоянии полного блаженства (ладно – почти полного), а я буквально вознесся на винных парах к себе в номер.
В этот момент я готов был возлюбить любого ближнего.
Состояние эйфории продолжилось и после душа. Нет, я не был пьян до неприличия, но спиртное сняло стресс, который я испытывал уже вторые сутки.
