Книга Мертвые не молчат - Марк Вернхэм

Здесь, у вас под ногами, — только потрескавшиеся и качающиеся плиты тротуара. Если не смотреть под ноги, то запросто можно споткнуться и расквасить себе нос. Здесь ограда из проржавевшего металла, здесь дома, двери которых выходят прямо на улицу Ты идешь мимо окон, глядя в их крошечные вонючие норы, и видишь людей, сидящих сгорбившись и едящих из тарелок, которые стоят у них прямо на коленях, или пьющих чай из старых потрескавшихся чашек. На них надеты домашние тапочки и халаты. Иногда к парадным дверям ведут лестницы, сделанные из камня, но эти камни настолько стоптаны, что кажутся мягкими. Здесь нет ничего нового. Все старое и изношенное. В общем, настоящее гетто, полное всяких извращенцев и психопатов, неспособных жить нормальной жизнью. Но все равно чувствую я себя совсем неплохо, гуляя здесь в такой приятный день с этой милой девушкой, держащей меня под руку. И я начинаю задаваться вопросом, почему это так. Если это место совершенно дерьмовое, потому что здесь живут дерьмовые люди, тогда как же эта девушка? Она же не дерьмо, так ведь?

На тротуаре у одного из домов мы видим какие-то рисунки, сделанные мелом. Плохо нарисованные животные, плохо нарисованные люди и какие-то кривые квадраты с цифрами внутри.

— Что это? — спрашиваю я.

— Классики, — отвечает девушка. — Разве ты в детстве не играл в классики?

— Нет. Никогда о них не слышал. У нас не было никаких классиков в нашем Детском отделении «Дункан…» гм… — Я вспоминаю, что мне нельзя говорить о настоящем Дженсене и о всяких Детских отделениях и тому подобном. Поэтому я просто говорю:

— У нас не было классиков.

— Как печально, — говорит девушка. Когда она это говорит, появляется какая-то маленькая девочка лет пяти. Она вроде как стесняется нас, но ей интересно, что такого мы увидели в этих самых классиках, и она держится неподалеку, чтобы посмотреть, что мы будем делать дальше. Раньше я никогда не встречал маленьких детей. Я не знаю, что сказать. Но девушка рядом со мной знает. Она приседает, чтобы ребенок мог видеть ее лицо.

— Привет! Ты меня помнишь? Меня зовут Клэр, — говорит она маленькой девочке. И, сказав это, она смотрит на меня и улыбается. Клэр! Вот как ее зовут. И она только что мне это сказала. Она сказала это маленькой девочке, чтобы я мог это услышать. Это… это так здорово! Какая же она, блин, все-таки замечательная! Клэр!

— Меня зовут Роуз, — говорит девочка, улыбаясь и крутя пальцами локон своих длинных волос и немного покачиваясь из стороны в сторону, балансируя на одной ноге.

— Я знаю, что тебя зовут Роуз! — смеется Клэр. — Это твои классики? — спрашивает она девочку.

— Ага, — отвечает та, все еще стесняясь. А потом вдруг она забывает про свое стеснение и буквально взрывается. — Я сама их нарисовала мелками, которые мне дал Дэнни. И цифры тоже. Я и их сама написала. Я здесь живу, и сюда приходит кот. Он черно-белый с пушистым хвостом. Его зовут Понго. Он совершенно бешеный. А у тебя есть кот?

И пока девочка все это сообщает, она показывает пальцем в разные стороны: на старую обшарпанную входную дверь, выкрашенную зеленой краской, на угол дома, на сточную канаву вдоль улицы. Выглядит она довольно забавно, и я смеюсь. Клэр тоже смеется. И потом, увидев, что мы с Клэр смеемся, маленькая Роуз тоже начинает хихикать.

— Моего кота зовут Чарли, — говорит Клэр. — А ты, Роуз, очень здорово это нарисовала, — продолжает она. — Ты очень умная девочка. А ты можешь показать нам, как играть в классики? Мой друг никогда не играл в классики, и ему хочется посмотреть, как это делается.

Роуз задирает голову и смотрит на меня прищурившись, потому что солнце как раз за моей спиной. Я пожимаю плечами.

— Правда, я никогда и не слышал об этих долбаных классиках, — говорю я.

Клэр вдруг хмурится и бросает на меня сердитый взгляд.

— Норфолк! — говорит она резко.

— Что? — переспрашиваю я, глядя на Клэр и на маленькую девочку, не понимая, почему вдруг Клэр заговорила со мной таким учительским тоном. Я решаю, что, может быть, я не проявляю, на ее взгляд, достаточной заинтересованности. Конечно, это просто дерьмово, что я ни разу не играл в классики в детстве, потому что это вроде как охренительная игра!

Девочка поворачивается к своим квадратам на асфальте, бросает камешек в один из них и начинает прыгать по ним, становясь на одну ногу там, где всего один квадрат, и топая обеими ногами там, где их два.

— Норфолк! — снова говорит Клэр. — Это просто ужасно!

— Что? — спрашиваю я, обиженный до глубины души.

— Я не знаю, как разговаривают с детьми там, откуда ты родом, но здесь мы не используем подобных выражений, когда дети находятся рядом.

Роуз продолжает прыгать, не обращая внимания на то, как Клэр меня отчитывает.

— Ну хорошо, — сдаюсь я, по-прежнему не очень понимая, что же я такого сказал. — Тогда я очень извиняюсь и все такое.

— Даже не знаю, что сказать, Норфолк. Ты — тот еще фрукт! — говорит Клэр, но теперь она улыбается.

— Это точно! — отвечаю я, радуясь, что гроза миновала.

Мы наблюдаем за Роуз, скачущей по своим классикам. В такт прыжкам она начинает вслух читать какой-то стишок:

— РАЗ — котенок самый белый, ДВА — котенок самый смелый, ТРИ — котенок самый умный, А ЧЕТЫРЕ — самый шумный, ПЯТЬ — похож на ТРИ и ДВА — те же хвост и голова!

Нас с Клэр это еще больше веселит. Роуз полностью поглощена своей игрой и совершенно забывает про нас. Клэр встает с колен, снова берет меня под руку, и мы идем дальше. Уходя, я слышу, как Роуз приговаривает:

— Хороши у нас котята — РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ, ПЯТЬ![2]

Когда мы возвращаемся в квартиру Клэр, я уже чувствую себя очень даже уверенно и спокойно. Тут звонит звонок входной двери, и она встает, чтобы посмотреть, кто пришел. Я почти совсем забыл — это должен быть Рег. Проводя время с Клэр — завтракая, гуляя по улицам, наблюдая, как маленькая девочка играет в классики, — я уже как-то успокоился, вошел в спокойное русло, так сказать, и почти не думал ни о Реге, ни обо всем этом шпионском деле.

Не буду врать, мне начинает казаться, что дело принимает для меня крутой оборот. Когда Рег входит в комнату, я стараюсь вести себя совершенно спокойно. И еще я изо всех сил стараюсь не показывать, что уже знаю его. Вот он. Тот же самый Рег, который чуть не поймал меня, когда я висел перед его окном на водосточной трубе. Это похоже на встречу со знаменитостью, которую ты раньше видел только по телевизору. Я очень нервничаю.

Наверное, поначалу мне нужно вести себя с ним вроде как настороженно. Потому что если бы я на самом деле был Норфолком Невинным, то с подозрением относился бы к этому Регу и к тому, что эта девушка так хочет, чтобы я с ним встретился. Поэтому можно себе позволить быть сначала немного взволнованным. И это, между прочим, совсем неплохо, потому что я на самом деле взволнован, на фиг.