Книга Охота на герцогиню - Элизабет Бикон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почти отчаявшись поколебать его самообладание, она провела мизинцем вдоль его подрагивающего стержня, и он обрушился самоотверженно, безумно и страстно на свою, видимо, последнюю надежду на грешной земле — Джессику Пэндл. Подавленная своим новым осознанием себя и их новыми отношениями, она едва не срывалась в рыдания, пока он осторожно трогал ее, словно желал убедиться — она все еще жаждет его? Но разве могла она когда-нибудь уняться? Она нетерпеливо подалась под ним — пусть почувствует ее алчность, и затем глубоко удовлетворенно вздохнула, когда он наконец коснулся ее нежного разгоряченного лона. Она широко развела ноги, демонстрируя, как он желанен, и затаила дыхание, когда он немного скользнул вглубь, открывая ей, как приятно — действительно приятно — чувствовать мужское тело внутри себя после долгого чаяния.
— Мужчина внутри меня. — Ликуя, она вслух вторила своим мыслям, не заботясь о том, что он мог и не расслышать ее нечленораздельное бормотание. — Вы внутри меня, Джек Сиборн, — повторила она самодовольно, и он по-мальчишески застенчиво усмехнулся и вздохнул, бесконечно довольный этим существенным фактом.
«Моя любовь», — мысленно продолжила она, решительно отказываясь сейчас думать о загаданной для себя жизни, в зябком одиночестве и без пылких желаний. Однако она имела неотъемлемое право и распорядиться своим будущим, и впустить его в свое тело, чтобы он проникал все глубже, а она наслаждалась и удивлялась, почему до сих пор не лишилась рассудка от неземного блаженства.
— Верите мне? — шепнул он, медля у непрочного барьера ее девственности.
Она чувствовала, как нетерпеливо упирается в нее многострадальный член, снедаемый инстинктивным стремлением бурно завершить эту ленивую прелюдию, и сама проникалась его нетерпением.
— Всегда, — шепнула она сердито.
Зачем спрашивать, если даже мышцы ее напряглись вокруг его плоти, и это напряжение было для нее открытием.
Последние опасения, что он может отпрянуть и оставить ее, желанную, но пока не взятую, растаяли. Он почувствовал плотоядное вздрагивание ее гладкой, влажной сокровенной плоти и с рычанием прорвался сквозь ее плеву, словно не в силах остановиться даже под угрозой смерти. Она впала в долгую истому, переживая этот сладостный и немного болезненный натиск, затем попробовала закрепить свой опыт.
— Ведьма, — пробормотал он, прикрыв глаза и сосредоточившись на ней, прислушивающейся к своим ощущениям, словно ей заранее было известно грядущее.
Однако он понимал, что ей это неведомо.
Джек знал, что сегодня в объятиях Джесс что-то сдвинулось в его сердце, и оно рванулось навстречу зову ее души к новой, славной жизни, и старый унылый мир предстал перед ним земным раем, ради которого стоило страдать и бороться под ее знаменами. «Как примитивно просто разрешаются сложные вещи», — подумал он. Очевидно, эта заноза не давала покоя его сердцу с той самой минуты, как он обратил на нее внимание много лет назад.
— Моя! — ревел этот новый Джек во тьму веков, вторгаясь, стремясь, отдаваясь — только ей.
На какое-то мгновение он поддался панике. Он — ее первый и последний любовник, но он не исполнил свой долг джентльмена, не позаботился о том, чтобы прежде него она достигла кульминации. Ему не хватило любовного внимания доставить ей изысканное наслаждение, вместо того он поспешно стремился заявить на нее свои права. Но тут он заметил в ней признаки кульминации: ее изящные скулы и тугие груди с бутончиками сосков порозовели, глаза расширились в ожидании накатывающегося наслаждения. Он внезапно бросился в эту волну экстаза вместе с ней, забыв о себе, жадно прижался к ее губам в поцелуе, изогнул свое сильное тело и вжался до боли в самые ее глубины — горячие и шелковистые. И улетел. Смог отыскать только это слово в своем воспарившем сознании — улетел. Вместе с ней, в ней. Они сами выковали свои новые крылья и вознеслись на них вместе, Джессика и Джек — единое божье творение, или, скорее, сотворенная обоюдными усилиями пара исключительно цельных созданий.
Джессика желала впитать в себя всю радость этого чудного поющего мира в его объятиях. Беспредельная нежность затопила ее до дрожи, заставила мощными толчками пульсировать его тело и сладко чувствовать ее пульсирующую плоть вокруг него, пока он был в ней. Он делил с ней эту радость, был ее причиной, пульсировал, проникал и упивался. Его тело судорожно сжалось на вершине волны, его семя брызнуло в нее, приумножая ее несказанную радость. Она медленно возвращалась в золотистый полдень в саду его светлости, думая, что должна бы огорчиться и даже ужаснуться тому, что он побывал в ней, словно у него не было шанса устоять перед ее желанием. Но ничего такого она не чувствовала. Наоборот, предвкушала возможность понести от него ребенка и обдумывала, что сулит ей сие торжество. Возможно, недели две она еще будет носиться с этой иллюзией, воображая, что через девять месяцев родит дитя любви и затем всю свою одинокую жизнь будет смотреть на него и вспоминать свет и тепло этого летнего дня.
Но пока реальность лишь брезжила сквозь туман, и она продолжала лежать под ним, вытянувшись во весь рост и наслаждаясь давлением мощного тела своего любовника. Джессика глубоко вздохнула и невольно вслушалась в согласное биение пульса жизни в их телах. Похоже, они нужны друг другу, как воздух. Сладкая дрожь, как отзвук пережитого потрясения, пробежала по ее телу, когда он приподнял сонные веки, и на нее глянули его чудные тепло-зеленые глаза. Неужели она когда-то считала его жестокосердным? «Правда, жесткость ему очень даже нужна в одном особенно мощном месте», — мелькнула у нее озорная мысль, и дрожь наслаждения снова прокатилась волной по ее телу, захватила его. Он все еще был в ней и сонно проворчал в ее адрес «милая распутница».
Они лежали вместе, переживая эти несколько бесценных мгновений жизни, он приподнял свой могучий торс, опираясь на локти. Время от времени на нее мягко накатывала волна дрожи от восторженных воспоминаний, а он, казалось, просто впал в забытье, удовлетворенный совершенным ими обоими. Но всему приходит конец: он распрямил руки и чуть отодвинулся назад, так что его еще приподнятый член покинул ее лоно. Он коснулся легким поцелуем ее припухших губ и перекатился, держа ее в объятиях, так что она оказалась над ним. Он любовался ею, словно она — все, что ему надо в жизни.
— Полагаю, то были конечно же самые глубокие и сильные человеческие чувства, какие я могу испытать, милая, — хрипло выдавил он.
Поди, поверь ему, а он так и будет перефразировать ее глупые афоризмы.
— Это только для начала, — криво усмехнулась она, перебирая его черные как смоль кудри.
Ей и в самом деле хотелось думать, что это, возможно, начало любви.
— Вы весьма требовательная любовница, мисс Пэндл, если ставите планку так высоко, судя по сегодняшним подвигам, — сообщил он, опустив ее рядом с собой, приподнимаясь на локте и сверху вниз заглядывая ей в лицо со страстью и восторгом.
— Что ж, хвалился котелок перед горшком своей белизной, если верить моим ушам, — ответила она, радуясь, что его взгляд сразу остановился на ее сочных, распухших от поцелуев губах, затем спустился на обнаженную шею и зачарованно уставился на налитые груди с бутонами сосков, она сама чувствовала, как они роскошны.