Книга Самоубийство по заказу - Фридрих Незнанский

«Все врет», – подумала Аля и даже захотела рассердиться на шефа, что сделать ей было бы именно сейчас проще простого. Но увидела вдруг его жалкий, прячущийся взгляд и представила, что он должен был чувствовать и переживать, посылая ее вместе с Турецким, и заранее зная, чем у них кончится. И пожалела, не стала обострять, пусть врет, если от этого ему легче.

Но теперь уж она ни слова не скажет никому о том, что сама пережила в машине Турецкого, когда тот привез ее сюда, в буквальном смысле с кровью оторвав от себя, от своего желания. Что ж он, не понимал ничего про них с Игорем, что ли? Но ведь ни взглядом, ни намеком не выдал себя. Наоборот, валькирией еще назвал. Почти богиней. Ах, молодец!.. Ну, конечно, она и сама знала, что на богиню не тянула, хотя… Смотря в чем… Ох, Алька, какой мужи-ик… Ну, почему не твой?! Кажется, ты сама влипла, этого только и не хватало…

Глава двенадцатая БРОДЯГА МАКС

Он превзошел себя. Еще утром, прикидывая свои возможности и время, Макс предположил, что затратит на поиск не менее суток. Но после того как Турецкий подбросил ему факт существования неизвестного пока интернет-кафе в Мытищах, у Макса появились, соответственно, и новые идеи.

И, когда Турецкий, незадолго до ухода домой, просто заглянул к нему в комнату, чтобы узнать, не выяснил ли тот чего-нибудь про серебристую «десятку», Макс поманил его пальцем и сказал:

– Борисыч, если не сильно торопишься, подзадержись маленько, кое-что наклевывается, но… обсудим. Я позову.

– А по машине есть сведения?

– Это – пустяк, потом, я тебе выложу все данные на ее хозяина… Он – из главной военной прокуратуры, позже, – и Макс отмахнулся, как от назойливой мухи. Ничего не поделаешь, таков стиль мастера.

Оставалось ждать, когда Бродяга сочтет себя готовым для общения. А тут еще возвратились и Филипп Агеев с Николаем Щербаком, было, о чем поговорить. Голованов – без всякого подвоха, ну, разве что с долей юмора, – рассказал мужикам, какую роскошную девицу сегодня подцепил Сан Борисыч, и тут же, естественно, началось общее обсуждение, существующих пока только в их воображении, ее несомненных достоинств. Поострили, поржали, перемежая молодецкий смех холодным пивком. И, наконец, на свет выбрался Бродяга Макс.

Против ледяного пива он не возражал, но для начала выложил на стол перед собравшимися сотрудниками распечатку письма того солдатика, – для вящей наглядности, как он выразился. Положил рядом еще кипу листов распечаток, а когда любознательный Филя потянулся и к ним, отстранил руку того своей «медвежьей лапой».

– Погоди, – прогудел в бороду, – дойдет очередь.

Рассказ у Макса был любопытным.

Ну, для начала следовало знать господам сыщикам, что он был уже принципиально недалек от раскрытия адреса, с которого пошло в сеть письмо. Но Борисыч, Макс уважительно кивнул в сторону Турецкого, помог ему существенно сэкономить время. Где-то в Мытищах – это уже почти точный адрес, если знать, где надо проверить. Макс знал. И – вот он, адрес. Можно уже сегодня, до конца дня, подъехать туда, на Рабочую улицу, дом номер… – все это указано в распечатке, и встретиться с системным администратором этого «богоугодного» заведения.

Если само заведение порядочное, то есть это – не забегаловка какая-то на три машинки, то там может быть оборудована и система контроля и слежения. А, следовательно, просмотрев съемки за нужное время, не составит особого труда даже увидеть в видеозаписи и вычислить то лицо, которое отправляло письмо в Интернет. А дальше – дело техники. Правда, работа муторная, не на час и, возможно, даже не на день. Хотя уже – что-то.

Но это была только первая часть проблемы, которую стремительно решал, как и все другие, казавшиеся неразрешимыми, задачи, неутомимый старина Макс. Вторая часть оказалась посложней и потребовала от Макса пустить в дело буквально все свои мыслительные способности, особенно, те, которые касались предметов, как будто и не имеющих никакого отношения к компьютерным технологиям.

Он без конца, внимательно перечитывал солдатское письмо, пытаясь вникнуть в логику человека, писавшего этот текст. И, раз за разом, находил новые доказательства того, что письмо написано не мужской рукой. Тут и сам словарь, и частота упоминаемых слов и выражений, и общий тон, стилистика письма указывали на определенное вмешательство женщины. Ну, скажем так, женской руки.

Отсюда – новый вопрос: может быть, письмо было надиктовано и самим парнем, но что оно записано и стилистически исправлено женской рукой, несомненно. Если, конечно, это все – не чисто женская работа. И такое подозрение тоже имеется.

В письмах подобного рода, написанных от отчаянья, в тяжкую для военнослужащего, для юноши, минуту, как правило, не предупреждают о том, что главный рассказ еще впереди. Иначе не понятна цель первого письма. Как его рассматривать в контексте армейской службы, – как предупреждение? Так ведь и «деды», и «дембели», и командиры всех уровней положение призывника в армии прекрасно знают. Значит, что? Попытка взять их всех на испуг? Мол, не отстанете, повешусь? Или сам застрелюсь и вас перестреляю? А кого конкретно им бояться? Каждого новичка? Обратного-то адреса-то не указано.

Нет, значит, мыслилось иначе: я их сперва припугну всех, от президента до моего взводного, пусть поднимется в Интернете, в прессе, волна протеста, и вот уже на этой волне, может быть, как-то ужесточат дисциплину, станут действительно, на деле, пресекать «дедовщину», а не только болтать о ней. Ну и… не надо будет тогда думать о самоубийстве, или пугать им?

Далее. Для отчаявшегося человека это письмо слишком обстоятельное и длинное. Но, несмотря на обилие слов и общих обвинений, конкретного материала в нем практически нет. Даже о пытках солдат в казарме сказано только намеком, но не рассказано по существу. Мол, еще узнаете, продолжение последует. Нелогично. Он что, уверен, что успеет написать и второе письмо? Или оно уже написано и ждет своей очереди? А какие моменты должны обозначить время очередной публикации? Одни загадки. И ни единого намека.

А вот еще один аргумент в пользу того, что письмо написано не отчаявшейся солдатской рукой, а человеком, который больше думал о том, как это послание воспримут читающие. Так, пассаж о заботливом хозяине, который заботится о своей скотине больше, чем государство о солдате, явно литературный. Вычитанный, а не пережитый лично. Умозрительный, так сказать. Протянутая рука солдатика – это уж явная мелодрама, может, из кино, из телевизора, может, из старого романса: «Так дайте ж милостыню ей!». И, кстати, редко, кто не протянет просящему солдату где-нибудь, у табачного киоска, сигарету, а то и целую пачку. Ну, а рубль у нас – вообще не деньги. Не каждый нищий у церкви возьмет.

Нет, не мужской текст. Опять же, о том, что все врут – сверху донизу, – могла бы жаловаться разве что мать солдата, но не он сам. Он бы написал грубее и жестче. Ну, а все, что касается пыток, – «крокодилов» там, «фанеры» и прочего, – это тоже чисто умозрительные пассажи. Названия не пугают и ничего конкретного несведущему человеку не объясняют. Так можно говорить только в общем контексте, не вдаваясь в частности, ибо письмо и без того длинное. Но после него обещано следующее – уже с теми самыми, надо понимать, устрашающими читателя подробностями и перечислением фамилий пыточных дел мастеров. В назидание остальным негодяям, превратившим армию в свою вотчину, в которой солдаты – их собственные рабы.