Книга Воющий мельник - Арто Паасилинна

Хуттунен пробежал через кладбище, подергал дверь церкви — заперта. За ризницей находилась дверь в подсобное помещение, но и она была заперта. Открыв окно, Хуттунен пролез внутрь и аккуратно закрыл его изнутри.

В темной мрачной комнате пахло плесенью. Хуттунен зажег спичку — перед ним было большое помещение с земляным полом. Наверное, тут хранилось вино для причастия. Не дай бог, наткнуться на кучу костей давно почивших. Сколько бы спичек он ни жег, ни одной бутылки вина, ни одной кости на глаза не попалось. Вместо этого Хуттунен разглядел кучу заплесневелых кирпичей, тачки и сухой бетон. Значит, это место использовали для хранения строительных материалов. И людей здесь никогда не хоронили, саму церковь построили всего полвека назад.

Из кладовой шла лестница наверх. Дверь наверху была открыта. Хуттунен оказался в ризнице, оттуда мог беспрепятственно пройти в просторный храм. Он был обшит доской и выкрашен серо-синим. Даже в полутьме было заметно, что краска облупилась — огромные куски штукатурки падали прямо на пол. Когда-то фермеры губернии, стараясь всех переплюнуть, построили такую огромную церковь, что теперь их дети не справлялись с ремонтом. Из-за недостатка веры или из-за нехватки денег — этого Хуттунен не знал.

Мельник не удержался от искушения посидеть в кресле проповедника. Он принял позу священника и изумленно взвыл. Эхо разнесло вой по церкви, Хуттунен вздрогнул и поспешно слез. Он перешел на галерею. За органными хорами шла винтовая лестница в башню.

Лестница делала семь витков вокруг своей оси, прежде чем вывести в шестигранную тесную башню. С потолка свисало два колокола — большой и малый. Окна в башне были круглые, словно в сауне. Естественно, без стекол, чтобы колокольный звон разносился далеко. Когда Хуттунен выглянул в одно из окон, у него дух захватило, так высоко он забрался.

С головокружительной высоты открывался прекрасный вид на деревню и на синие дали соседних губерний. Лучше всего был виден стадион — как на блюдечке. Отсюда было видно сразу всех. Лучшего места не найти. Хуттунен навел бинокль на песчаную арену. Ну что ж, он готов, можно начинать.

Время почти десять. Соревнования начнутся через час. Хуттунен еще раз изучил многообещающую программу: сразу же после вступительной речи губернатора начнутся состязания в разных видах спорта. В конце программы — забег на четыреста метров с препятствиями и стометровка. Хуттунен сам когда-то бегал четырехсотметровки с препятствиями. Во время сражения при Свири он даже победил в состязании между дивизиями, за что получил увольнительную на пять суток. Отпуск он провел в Сортавале, где умудрился потерять ботинки с шипами и заполучить стадо лобковых вшей.

С кладбища доносились голоса — к церкви в сопровождении кантора приближался настоятель. Только тогда Хуттунен вспомнил, что было воскресенье, а это значит, что скоро начнется служба. Ну и бог с ней. Тут, на колокольне, он в безопасности, ему какое дело до того, что творится внизу? Послушает псалмы и, чтобы убить время, тоже может подпевать. А после службы начнется главный номер программы — соревнования по легкой атлетике.

Внизу, в храме, послышался шум. Двери хлопали, полы скрипели. Кантор выдавил из органа несколько нот. Хуттунену показалось, что кто-то взбирается по лестнице. Пастор? Но какого черта он тут забыл? Хуттунен забрался повыше, прислушался — сомнений не было, кто-то карабкался на колокольню.

И тут Хуттунен догадался — конечно, звонарь пришел созывать народ!

Какая неудобная ситуация — и не спрячешься, башня малюсенькая. Шаги приближались. Прыгать вниз — тоже не вариант.

По крутой лестнице поднимался Лаунола. Как только он вошел в башню, Хуттунен ударил его кулаком по голове. Лаунола чуть не свалился вниз, но мельник успел его вовремя спасти от неминуемой смерти, зажав в объятия и затащив под колокола. Лаунола был без сознания, но дышал ровно. Сердце билось, все в порядке. Хуттунен снял с Лаунолы рубаху, скомкал и заткнул ему рот, связал руки за спиной его же ремнем. Лишив звонаря возможности двигаться и говорить, Хуттунен передвинул его поближе к окну — утренний ветерок быстро приведет беднягу в чувства.

— Ты что, звонарь? — зло буркнул Хуттунен.

Работник в ужасе уставился на мельника и замотал головой.

— А где же звонарь?

Лаунола изобразил на лице больного.

— А, ты, значит, вместо него пришел в колокола звонить?

Лаунола кивнул.

Хуттунен вытащил из кармана часы, черт, скоро начнется служба. Время звонить в колокола. Лаунолу допускать до них нельзя — он точно забьет тревогу и народ побежит в башню смотреть, что стряслось. Придется Хуттунену в это воскресенье взять церковные колокола в свои руки.

Мельник попытался вспомнить ритм, который отыгрывал звонарь. Были паузы, это он точно помнил. Какой-то особый мотив? Он понятия не имел. Лучше пусть будут равномерные удары.

Хуттунен взял веревку от малого колокола и сильно дернул. Тот покачнулся, накренился. Он еще раз потянул за веревку, теперь колокол достиг предельного положения и, вернувшись на место, зазвонил так, что барабанные перепонки чуть не лопнули. Второй рукой Хуттунен потянул на себя язык большого колокола, тот ответил еще более грозно. Хуттунен попеременно дергал то один, то другой, так что получалось довольно стройно. Мельнику даже казалось, что у него хорошо получалось призывать богобоязненный народ к молитве.

Хуттунен задумался: долго еще звонить? Десяти минут хватит или надо больше? Работа тяжелая, а еще приходилось следить за Лаунолой, сидевшим у окна — тот, видно, только и думал, как сбежать.

Хуттунен вспотел, громкие раскаты колоколов сотрясали церковь. Этот инфернальный звон слышали, наверное, на другом конце губернии, если не в Рованиеми — теперь все узнают, как громко приходится в этой набожной губернии созывать христиан на молитву.

Хуттунен мельком взглянул на часы — без одной минуты десять. Ровно в десять можно остановиться, ведь и пастору надо слово предоставить. В ушах так и гудело от дьявольского звона.

Ровно в десять Хуттунен отпустил веревки. Маленький колокол ударил еще пару раз, большой — один. В башне воцарилась тишина.

Внизу послышались смиренные песнопения. Необычный воскресный концерт ни у кого не вызвал подозрений.

Проповедь наверху была слышна плохо, зато к заключительному псалму Хуттунен с удовольствием присоединился.

Служба закончилась, народ вышел из церкви и направился к стадиону. В это воскресенье десятину не собирали — звонарь был болен, а его заместитель сидел связанный в башне. Но никто из жителей деревни особо не огорчился. Хуттунен чувствовал легкие уколы совести: из-за него голодные дети неверных теперь останутся без пожертвований, и он дал слово, что, когда станет богатым предпринимателем, возместит общине этот ущерб и отправит детям деньги.

На стадионе орали громкоговорители. Хуттунен пересел поближе к окну, поднес к глазам бинокль Эрвинена. Он видел группу спортсменов в тренировочных костюмах и человек сто зрителей. На дальнем краю поля около ворот была огорожена ложа с несколькими стульями. Впереди всех сидел губернатор, вокруг него — влиятельные лица деревни: пристав, глава Коммунального совета, доктор Эрвинен, настоятель церкви, зажиточные фермеры, среди которых Гнусинен и Сипонен. Первый пришел в сопровождении жены, второй наслаждался свободой.