Книга Девочка на шаре - Марина Друбецкая

Ленни, увидев Ожогина на мостике, взбежала к нему по трапу. Была она в тельняшке и матросских штанах. Хлоп — прыжок! И вот она около него. На шее у нее болтался фотоаппарат.

— Александр Федорович! Приветствую вас! А Гогоберидзе нанял нас с Лурье для фоторепортажа, так что я здесь, можно сказать, по служебной надобности. Вам придется меня подкупить, чтобы фото с госпожой Мелентьевой в веревках не попали газетчикам! Вы почему не в маскарадном костюме? — смеясь, болтала она. Ожогин не успел ничего ответить. К ним подошел виночерпий, разливающий вино из громадного рога. Ожогин подставил стакан, сделал сразу несколько глотков — вино было терпкое, старое. Он вдруг решил идти ва-банк. Но как?

Внизу, на палубе, стояла, глядя на них, Зарецкая. Ленни увидела ее и помахала рукой, приглашая подняться. Зарецкая коротко кивнула, отвернулась и быстро пошла прочь. Только что она слышала разговор, поразивший ее. Досужие сплетни, вздор, ерунда, но… Две полуголые старлетки («Прости господи!» — фыркнула Зарецкая, проходя мимо) мололи чушь, попивая винцо.

— Послушай, крошка, — говорила та, что была голой сверху, — правда, что хозяин влюблен в ту мартышку? — и указывала бокалом на капитанский мостик.

— Влюбле-ен? — тянула слова та, что была голой снизу. — Да ты с Луны свалилась, крошка! Он давно сошел с ума. Вся студия только об этом и говорит. Носит ей пледы в ротонду, чтобы у нее ножки не замерзли. Фу!

— А что мартышка?

— Мартышка — дура, блаженная. Ничего не замечает. Кромсает свои пленочки. Будь я на ее месте!.. — Она закатила глаза.

— А что хозяйка? — не унималась голая сверху.

— Знаешь, крошка, правду говорят, что последними обо всем узнают мужья и жены.

Зарецкая оцепенела. Кто-то, проходя мимо, приветствовал ее. Она подняла в ответ руку с бокалом и улыбнулась. Рука так и осталась поднятой. Губы, растянутые в улыбке, одеревенели. Она смотрела на капитанский мостик. Ленни увидела ее и помахала рукой. Ожогин, глядевший в этот момент на Ленни, даже не обернулся. И по этой детали, по его напряженной позе, по тому, как он склонял к Ленни голову, Зарецкая вдруг поняла, что все — правда. Не врут полуголые, не врут. Из глубин ее сознания всплыло и встало перед ней множество примет, признаков, мельчайших подробностей поведения Ожогина, случаев, которые она не хотела замечать, но которые теперь ясно говорили ей, что она потеряла его уже много месяцев назад. Она сорвалась с места и почти бегом устремилась куда-то, сама не зная куда. Бежать! Не видеть их! «Потеряла. Потеряла. Потеряла», — стучало у нее в голове. Потеряла? Она остановилась. Ну нет! Так просто она его не отдаст.

Между тем на капитанском мостике, к неудовольствию Ожогина, собралась целая толпа.

— Посмотрите, это не Александр Грин прохаживается в носовой части? До чего же его «Алые паруса» популярны! Приторно сладкая история, однако, сколько любителей пить кофий с десятью кусками сахара! — загнусавила дама, утянутая в корсет. Ее шляпка была украшена свежими вишнями и персиками: целая фруктовая корзинка на голове. Дама то и дело наклонялась, и ее спутники с радостью отрывали по ягоде. «Что за дура!» — с раздражением подумал Ожогин.

— Низкий вкус — проклятие этой нации, — забубнил в ответ толстяк с длинными неряшливыми волосами.

Ожогин растерянно улыбнулся и покрутил головой в поисках Пети, который обычно ловко умел объяснить ему, что вокруг за люди и как себя с ними вести. Но того поблизости не было.

— Это писатели из знаменитой местной коммуны, — шепнула ему на ухо Ленни, приподнявшись на цыпочках и обдав запахом легких духов, настоянных на аромате иноземного цветка. — Не обращайте внимания.

Писатели тем временем приветствовали печальную даму со стрижкой под Сару Бернар и маленького человека с желтой кожей и быстрыми птичьими глазами, который тут же впорхнул в разговор.

— Почему вы не даете снимать людям с другим менталитетом? — обратился он к Ожогину — Тем, кто видит шелковую изнанку мира? Вы загубите русское кино. Во Франции в кино работает Сальвадор Дали, а кто из русских продюсеров пригласил Казимира Малевича?

— Браво, браво! — захохотал неряшливый толстяк. Дама во фруктовой шляпке наклонилась и предложила маленькому желтому человечку вишенку, тот оторвал целую горсть. Мимо прошел официант с подносом, уставленным напитками, и настроенная на скандал компания тут же подхватила стаканы с красным вином. Ожогин до краев наполнил свой, а печальная дама решительным жестом взяла с подноса целую бутылку, пробормотав себе под нос: «Искать виночерпия, пытать чертей, и смерти я увижу поводок…» — и нахмурилась, прислушиваясь к своим голосам. «И она тут сегодня…» — донесся до Ожогина чей-то шепот. Была названа фамилия знаменитой поэтессы.

— Думаю, все не так просто, господа, — зазвенел вдруг в наступившей тишине голосок Ленни. — «Алые паруса», скорее, история про то, что не всем иллюзиям суждено провалиться сквозь землю. И алые они, потому что пропитаны кровью. — Она говорила страстно, отвечая собственным мыслям. — Мы не знаем чьей. Может быть, тех, кому не повезло. И потому таким пронзительным кажется финал. Это по-своему детективная история, и если бы я ее снимала… — Она запнулась.

— Лучше сыграйте Ассоль, мадемуазель Оффеншталь, — неожиданно для себя выпалил Ожогин и тут же подумал: «Вот, пожалуйста, это все вино! Не бросаться же теперь в море. Да и брошусь, что с того — плаваю я отлично. Дурак-человек…»

— Я? — переспросила Ленни. — Ну, Александр Федорович, какая же из меня актриса? Как вам мысль такая в голову пришла!

Они вдруг оказались одни. Литераторов утянули в другой кружок, и только знаменитая поэтесса исподтишка наблюдала за ними. Подошел мрачный Грин.

— Господин Ожогин предложил вам сыграть Ассоль?

Ленни растерянно кивнула в ответ.

— Я сам об этом думал.

— Но, господа… Однако… — еще больше растерялась Ленни. — Это, в конце концов, непрофессионально! К чему тогда ваши актрисы учатся на курсах Художественного театра?

— Так это ваш рекрут стрелял в Станиславского, а попал в вас! — раздался резкий голос желтого человечка. — Московские газеты писали, что вы отчаянные вещи снимаете на кинопленку, что вы и есть надежда прогрессивного русского искусства.

— Ну как вам сказать… — нахмурилась Ленни, которой был неприятен этот напористый господин.

— Стреляли? В вас? — Ожогин инстинктивно придвинулся к ней, стремясь заслонить своим телом от опасности.

— Это долгая история, Александр Федорович.

— Вы не знаете? — не унимался случайный собеседник и открыл было рот, чтобы рассказать Ожогину о происшествии в Харькове, но знаменитая поэтесса помешала ему, вклинившись в разговор.

— Кто же раскрасит паруса в алый цвет? Какой толк в этой фильме, если на вашем экране паруса будут цвета тюремного белья? — Поэтесса запрокинула голову и сделала два приличных глотка из бутылки. Вдруг лицо ее побледнело, она прижала руку ко рту и перегнулась через борт. Ее рвало. Корабль резко качнуло, поэтесса нелепо взмахнула руками, и бутылка полетела в море, а вслед за ней и сама дамочка кувыркнулась через борт. Толпа охнула. В воду полетели спасательные круги.